Ромен Гари - Страница истории

Огарок свечи в предсмертном хрипе осел набок. Пламя тут же потонуло в жирной лужице, обратившись в черную кляксу. И тут в камеру стал медленно проникать свет. Он струился через квадраты стекол, стекал вдоль стен, собирался клубками по углам. Свет смотрел и выжидал. Звонар улыбнулся ему, и свет ему ответил, робко, чуть заметно порозовев.

На плече у Звонара храпел македонец: чтобы согреться, они спали, тесно прижавшись друг к другу. В помещении стало светлее, и на стенах проступили нацарапанные послания — Звонар перечитывал их каждое утро, просто так, чтобы разогнать кровь. Приветствую тебя, Человек, вечный покоритель себя самого! — Здравко Андрич, студент-филолог Белградского университета. Человек — лишь предчувствие себя самого, наступит день, и он заявит о себе. — Павел Павлович, студент юридического факультета, Сараево. А потом еще гордая цитата из француза Анри Мишо на ту же тему: Тот, кто споткнулся на камне, шел уже двести тысяч лет, когда до него долетели крики ненависти и презрения, которыми хотели этого человека напугать. Впрочем, уже другая рука нацарапала чуть ниже: Югославские патриоты, которые написали здесь эти высокие слова, были расстреляны немцами сегодня утром.

Фашисты, однако, способствуют духовному подъему, думал Звонар. Они просто слишком далеко просунули факел, вот и все. Они лишь продолжили то, что начали наши великие первопроходцы. И сам, в качестве заключения, добавил к надписям на стене еще одну строчку: История человека — весьма грязное дело, в котором ни у кого нет алиби . Не написать он не мог, это было выше его сил: есть такие стенки, на которые тут же хочется нассать. Прежде чем присоединиться к партизанам Тито, Звонар работал журналистом в Белграде, у него были жена и трое детей, и ему уже надоело полтора месяца дожидаться своего последнего утра, когда нет даже детектива, чтобы убить время.

Македонец, который лежал у него на плече, вдруг застонал, как раненый зверь. Наверное, опять что-нибудь увидел во сне, подумал Звонар. Он схватил его за руку и резко дернул. Тот от неожиданности открыл глаза.

— Она снова приходила показывать мне язык, — пробормотал он. — Вот так… — Македонец высунул длинный воспаленный язык.

Заросший волосами, с непокорной копной на голове и торчащей бородой, человек этот был похож на какое-то мифологическое существо с бычьей шеей и громадными руками, которое почему-то оказалось в реальной жизни. «Политическим» он не был, просто убил какую-то старуху, и вовсе не по идейным соображениям, а чтобы ограбить. Одним словом, он был совершенно чист перед законом.

— Странно, что она все время показывает тебе язык…

— Ничего странного, ведь я ее задушил.

— Ах вот как, — произнес Звонар и зевнул. — Когда она тебе покажет свой зад, это будет означать, что она тебя простила. — Он взглянул на дверь — ему показалось, что в коридоре кто-то ходит. Наверное, нервы, подумал он и предложил: — Сыграем?

Великан осклабился: он чувствовал себя непобедимым. С тех пор как они оказались тут, Звонару ни разу не удалось его обойти. У него, наверное, температура тела выше, чем у меня, подумал Звонар. Игра была стара как мир: надо было сосчитать собственных блох, и побеждал тот, у кого их оказывалось больше.

Пальцы сокамерников тут же начали перебирать волосы, ощупывать складки одежды.

— Пять, — мгновенно возвестил македонец, открыв счет. Он скреб себя со знанием дела, и результат тут же был достигнут: — Еще три и две. Выходит десять. Теперь ты…

Он доверчиво замер. Звонар тщательно ощупывал себя — ни одной. Он стянул с себя рубаху, внимательно осмотрел ее — безрезультатно.

— Они сгинули, — сказал он. Македонец испуганно настаивал:

— Ищи хорошенько…

Звонар послушался — ни одной. А ведь чесался он всю ночь напролет. Мужчины переглянулись и македонец опустил глаза.

— Ну что ж, — проговорил Звонар, — понятно. — Значит, сегодня.

— Не надо быть суеверным, — неуверенно возразил македонец.

Звонар вытащил из кармана письмо, которое приготовил уже полтора месяца назад, и протянул его своему соседу.

— Это — жене. Не забудь.

— Может, они вернутся?

— Не понимаю, — произнес Звонар, — как им становится заранее известно? У них, наверное, свои предчувствия. Какое-нибудь шестое чувство… Следовало бы когда-нибудь все про это разузнать…

— Они научились, — принялся объяснять македонец. — Они тут не первый день, всего навидались… Блохи вдруг исчезают, это всем известно.