Ванесса Диффенбах - Язык цветов

Я кивнула на банкноты:

– А на сколько хватит?

– Поселю тебя на четыре, – ответила она. – Низкий сезон. – Она выписала чек и указала на коридор. – Общая комната для девушек – справа.

Следующие четыре дня я спала, принимала душ и подъедала за туристами на Коламбус-авеню. Когда мои четыре ночи истекли, я вернулась в парк, испытывая раздражение при мысли о подростке-дегенерате и таких же, как он, но понимая, что у меня нет выбора. Я ухаживала за садом и ждала выходных.

В пятницу я снова не ложилась, опасаясь, что просплю и опоздаю к Ренате. Всю ночь бродила по улицам, а когда уставала, расхаживала взад и вперед перед клубом у подножия холма. Все вокруг содрогалось от громкой музыки, и я могла не бояться, что засну на ходу. Когда Рената приехала на машине, я стояла, прислонившись к запертой двери магазина, и ждала.

Рената подобрала меня, едва замедлив ход, и начала разворачиваться, не успела я закрыть дверь.

– Надо было вызвать тебя к четырем, – сказала она. – Забыла посмотреть в записную книжку. Сегодня нам нужны цветы на сорок столов, а гостей в церкви будет больше двадцати пяти. Что за невеста, у которой двенадцать подружек? – Я не поняла, был ли этот вопрос риторическим или она обращалась ко мне, поэтому промолчала. – На моей свадьбе не набралось бы и двенадцати гостей, – добавила она, – по крайней мере, в этой стране.

А на моей не набралось бы и одного, подумала я, в этой стране или в любой другой. На развязке Рената притормозила, с первого раза вспомнив, где поворот.

– Эрл приходил, – сказала она. – Велел передать, что его внучка счастлива. Сказал, что очень важно, чтобы я передала именно это слово – «счастлива». Заявил, что ты наколдовала что-то с цветами и от ее уныния следа не осталось.

Я улыбнулась и выглянула в окно. Значит, он все-таки не забыл. К своему удивлению, я не жалела, что решила поделиться своим секретом. Но мне не хотелось говорить о нем Ренате. Мне казалось, что язык цветов ее вряд ли заинтересует.

– Не знаю, о чем это он, – сказала я.

– Так я и думала. Эрл – старый чудак. На вид сердитый, но если присмотреться – добряк добряком. А вчера вот заявил, что за его век можно было в Боге разувериться, но потом образумиться и понять, что Он все-таки есть.

– И что это значит?

– Кажется, он думает, что ты советовалась со Всевышним, прежде чем выбрать для него цветы.

– Ха! – фыркнула я.

– Ну да, полная чепуха. Но сегодня он опять придет, и на этот раз просил тебя сделать букет для жены.

Меня пробрала дрожь, я разволновалась, узнав, что предстоит новое задание.

– А что она за человек? – спросила я.

– Очень тихая, – ответила Рената и покачала головой. – Пожалуй, и все. Эрл как-то говорил, что она была поэтессой, но теперь стала совсем неразговорчивой и больше не пишет стихов. Он дарит ей цветы почти каждую неделю – видимо, скучает по тому, какой она была когда-то.

Барвинок, тут же подумала я. Vinca minor. Выбор очевиден. Букет с ним составить будет трудно, но я что-нибудь придумаю. Обрамлю цветками с высоким, крепким стеблем.

На цветочном рынке было меньше народу, чем неделю назад, но Рената все так же летала от лотка к лотку, точно каждый букет роз был последним. Мы должны были купить пятнадцать дюжин оранжевых роз и столько пятнистых лилий, что всех ведер, которые я несла, не хватило бы. Я выносила цветы на улицу и возвращалась за следующей партией. Когда все покупки оказались запертыми в машине, я вернулась в шумное здание и стала искать Ренату.

Я нашла ее у прилавка, которого избегала; она торговалась за букет розовых садовых лютиков. Оптовая цена, начерченная на маленькой грифельной доске совершенно неразборчивым почерком, равнялась четырем долларам. Рената махала над охапками цветов однодолларовой бумажкой. Цветочник не реагировал и не смотрел в ее сторону. Он смотрел на меня: как я иду по проходу и останавливаюсь перед ним.

Наш разговор на прошлой неделе не давал мне покоя, и я прошерстила весь парк, прежде чем нашла подходящий цветок, чтобы сообщить ему о том, что его интерес нежелателен. Сняв рюкзак, я достала стебель со множеством листьев.

– Рододендрон, – проговорила я и водрузила срезанный цветок на фанерный прилавок. Гроздь пурпурных соцветий еще не раскрылась, и бутоны смотрели прямо на него, плотно свернутые и скрывающие яд. Предупреждение.

Он взглянул на цветок, затем на предостережение в моих глазах. Когда он отвернулся, я поняла, что он знает: мой цветок – не подарок. Зажав стебель большим и указательным пальцами, он выбросил его в мусорную корзину.