Михаил Лоскутов - Тринадцатый караван

Туркмены налетали из-за барханов и расстреливали строителей. Ветер засыпал рельсы песком.

Весь мир следил за горсточкой людей, прокладывавших дорогу в закаспийской глуши. Когда в глубине страны обессиленные люди встретили невероятное сопротивление песков, кто-то предложил проект: всю дорогу, несколько сот верст от Ашхабада до Мерва, закрыть искусственным туннелем. И до наших дней пески еще не помирились с железной дорогой, они пытаются ее засыпать и погрести под собою...

Про многие дороги обычно говорят, что они построены на костях. Тех костей, которые легли на закаспийские линии, никто еще не сосчитал. Это кости русских солдат и туркменских пастухов. Одной только цингой, и только за два года, болело четыре тысячи строителей-солдат. Выздоровело из них, по официальным отчетам, тысяча.

О туркменах не говорили отчеты.

В далеком Петербурге имя Скобелева гремело в свете. Он был любимцем женщин и художников.

Мы поднялись на стены старинной крепости. В городе зажигались огни. Старый туркмен Кият-Мурад, заведующий геоктепинской красной чайханой № 4, постучал палкой по растрескавшемуся валу. Куски засохшей глины полетели в расщелины. С развалин еще не была видна зелень Геок-Тепе и желтизна песков.

— Здесь был Денгиль-Тепе — Горка совета,— сказал Мурад.— Геок-Тепе — это неправильно. Геок — это весь оазис.— Он провел палкой по воздуху.— Шесть дней и шесть ночей продолжался бой. Воздух был черным и земля красной. Крепость была разрушена... Ее построили очень-очень давно, еще во время Огуз-хана.

Старик многое, конечно, преувеличивал. Геоктепинская крепость имеет совсем иную историю.

Едва ли земля была красной, но бой действительно шел много дней и много ночей. Небо было черным.

Мортиры и керосиновые фонари работали непрерывно. Пироксилиновые ракеты жгли далеко в окрестностях кибитки мирных жителей.

У подступов к Геок-Тепе было сооружено несколько укрепленных линий. Поселки из землянок и палаток тянулись на барханы.

Солдаты варили щи, копали рвы, иногда охотились на туркмен. Конные вагоны и паровики привозили из Красноводска солдат, наблюдателей и маркитантов. Маркитанты втридорога продавали солдатам гнилые пряники, губные гармошки и спирт. Пиво стоило пять рублей бутылка. У походных Кабаков плясали толпы. За околицами поселков дымилась большая и однообразная пустыня.

Это было в восьмидесятых годах прошлого столетия.

Вечером на четвертом редуте горнисты проиграли зорю. Офицеры отправились в штабную палатку играть в карты. Ночь наступила почти без сумерек. Неожиданно, чертыхаясь и натыкаясь на рвы и обозные колеса, пробежали люди. Тревога докатилась до землянки Скобелева. В нее вошел бледный полковник Мечников с рукой у козырька:

— У западной заставы задержан неизвестный человек. Он пришел из песков. У нас никто его не знает.

Последние рутьеры давно ушли к Красноводску. На окраине лагеря крайний сторожевой пикет составил ружья в козлы. Солдаты легли отдыхать у палатки.

Солдаты говорили о России и смотрели на пустыню с опаской, как будто оттуда должны были прийти чудовища.

Вдруг перед ними на линии дороги появился человек в фетровой шляпе, с большим чемоданом в руке, с трубкой и в туркменском халате. Он ехал по шпалам верхом на персидском осле. Он пел песню и бил осла по шее длинным полевым биноклем.

Солдаты с перепугу ахнули в него из пяти винтовок.

Человек упал с осла и встал, ругаясь на плохом русском языке:

— Проклятье! Вы так можете испугать моего осла...

Выслушав рассказ обо всем этом, Скобелев взглянул на Чечникова:

— Вы знаете, полковник, о чем я думаю? Если это он, то... лучше бы нам встретить целую дивизию туркменцев.

— Именно о том же, ваше превосходительство, и я думаю. Я не понимаю, зачем эти мерзавцы здесь шляются?! Они вынюхивают воздух, как ищейки. Они знают, что мы их ненавидим, но они нахальны безмерно, ваше превосходительство. Когда я участвовал в хивинском походе, у нас тоже был один такой господин. Тот самый мистер Мак-Гахан, который написал книжку «Военные действия на Оксусе и падение Хивы». Мы высадились на Мангышлакском полуострове и собирались уже двигаться в пустыню, когда к нам в штаб приехал этот мистер. Наш генерал был насчет их решительных правил и потому наотрез запретил ему ехать с нами. «Как так? — кричал тот.—- Вы не хотите, чтобы о событиях знала Европа? — «Насчет Европы у нас позаботится немецкий корреспондент поручик Штумм,— отвечает генерал.— Путешествие по пескам я нахожу вредным для вашего здоровья...»