Мария Метлицкая - Второе дыхание (сборник)

И она откроет дверь машины и ступит изящными ножками в английских туфлях за семьсот долларов на территорию своей бывшей подруги. И увидит ее, располневшую, в ситцевом халате, с плохой стрижкой и неухоженными руками. И ее лицо, полное ужаса и отчаяния. Все. Точка. Потом она сможет жить дальше. Все справедливо. Бог не Тимошка. Каждому по заслугам. Получите свою порцию. Я уже свое отстрадала – будьте любезны, теперь ваша очередь.

Она села в кресло и закурила.

Мальчика, конечно, жалко, он ни в чем не виноват. А она была тогда виновата? Когда любила, когда верила лучшей подруге? Столько лет внутри живет боль. Боль и обида. Ничего никуда не делось, не испарилось. Только на время притихло чуть-чуть, затаилось.

В общем, вариантов множество. Выбирай любой. Ты же умная девочка. Ну, что больше тебя утешит?

Она легла в кровать и поняла, что безумно устала. Так она не уставала уже давно. Она долго лежала на спине и смотрела в потолок.

Потом словно стряхнула с себя оцепенение, потянулась за телефоном и набрала номер.

– Макс, – сказала она. – Послушай, Макс. Что-то мне нездоровится. Ты не мог бы приехать ко мне завтра на ланч? Мы с тобой посмотрим условия и все обговорим. Нет, в офис я не поеду. Уж сделай милость, приезжай сам. Да, и закажи мне билет на вторник. Да, на вторник. Не волнуйся, все успеем. Я отвечаю за свои слова. Просто в Нью-Йорке у меня появились неотложные дела. И потом, я все посмотрела, подарки купила. Спасибо, Макс.

Она устало повесила трубку, потом встала, умылась холодной водой и долго стояла в ванной и смотрела на себя в зеркало.

Подошла к окну, раздернула плотные, тяжелые шторы. За окном и не думал утихать прекрасный и сумасшедший город, который, как всегда, приносил ей одни неприятности.

Город, который она так и не смогла полюбить.

– Ну, что, незадачливый мой, как прошел день? Плодотворно?

Он ее ненавидел в эти минуты. Боже, как он ее ненавидел! У нее вообще был набор прилагательных, от которых ему становилось тошно. Например, когда он говорил что-то смешное, она называла его потешным. Ему не хотелось быть ни незадачливым, ни потешным.

Ему, разумеется, хотелось быть сильным, смелым, великодушным, ловким, остроумным. И еще любимым.

Отец все сразу про них понял еще тогда, в восьмидесятом. Он сказал ему:

– Перекусит она тебя, Серега. Пополам. Не смотри, что зубки мелкие.

Он отмахнулся:

– Ну что ты, бать!

Тихая, спокойная, милая девочка. Из профессорской семьи. Такая тоненькая и хрупкая, что ее хотелось прикрыть, защитить, спасти – от суровых будней и житейских бурь.

Мать, правда, была на ее стороне. Еще бы! После того, как старший брат привез из Молдавии горластую бабу с двумя детьми и задом пятьдесят восьмого размера. А тут она, Ленка. Москвичка, театралка. Медицинский с красным дипломом.

Мать ею гордилась. Впрочем, что мать! Он тоже гордился: в двадцать шесть – кандидатская, в тридцать пять – докторская. В сорок – профессор. Замдекана. Еще умудрилась и дочку родить. Честь и хвала.

В начале семейной жизни пыталась заниматься хозяйством. Ничего не получалось: пирог горел, щи перекипали, котлеты внутри оказывались сырыми. Она расстраивалась, плакала. А он смеялся:

– Ну, ты же не можешь делать все на «пять».

Она злилась. Вечный синдром отличницы. А однажды сказала:

– Может, ты сам? Не могу же я все одна. В конце концов, деньги зарабатывает тот, кто умеет.

Он тогда обиделся страшно. Разве он не помогал? Таскал Машку на загривке в сад с утра и забирал вечером. Приносил продукты. Мыл полы, купал дочку в ванной. А теперь его гонят к плите. Сначала обиделся, а потом подумал: а ведь она права. Домой приходит не раньше девяти. Усталая, замученная. Тогда он ее еще здорово жалел.

По телефону мать подробно делилась опытом.

– Ничего не пропусти, – говорила она. – Кухня любит внимание.

Он записывал: свеклу соломкой, туда две ложки сахара и выжать лимон. Сварил первый раз борщ – ничего, между прочим, получился. Она съела и усмехнулась:

– Ну вот, можешь, когда захочешь!

В девяносто первом его институт прикрыли – поменялся директор, и новый, со стороны, начал усиленно сдавать в аренду помещения. Многие коллеги там и остались – кто-то торговал бусами, кто-то книгами, а кто-то утюгами.

А он ушел. Не мог на все это смотреть. На душе было погано. Попробовал с братом в его бизнесе. Перестал спать ночами – белый нал, черный нал, рэкет, авизо… С братом начали портиться отношения.