Ашот Аршакян - Свежий начальник

Вадим вспомнил, как приютил бомжа в шалаше на конопляном поле. И не то, чтобы Вадим всегда вспоминал именно этот эпизод из своего детства. Было и другое: как порвал гвоздем подмышку, играя в сифака на стройке, как перевернул парту на уроке биологии… Но все это мелочи. А тогда, с Мориком… это был его первый бизнес.

Морик отправил его с друзьями в «Ашан» за бесплатными пакетами…

Шалаш он превратил в склад, площадку перед шалашом — в сборочный цех. Ребята срывали конопляные шишки с кустов. Морик расфасовывал.

Было жарко, пили кока-колу из стеклянных бутылок. Бизнес налаживался.

С первым клиентом встречались прямо на поле — какой-то охотник за беспонтовкой поленился сам ее собирать. И таких было много.

Вадим носил пакеты старшим во дворе, к памятному камню в Марьинском парке, и даже ездил на автобусе в Кузьминский лес, где у него отобрали и товар, и деньги.

Морик говорил, что бизнес у них сезонный, что надо косить, пока не кончилось бабье лето. Он повязывал на голову красно-белую заградительную ленту, раскидывал руки, бросался на коноплю и кричал:

— Ко мне! Мои животные! Ко мне!

А потом шел к бомжам, селившимся у подножия факела, и предлагал им за водку обрывать кусты по краям поля, чтобы коноплю не было видно с дороги.

К концу сентября поле сильно поредело. Вместо душистого зеленого моря к небу вытянулись голые сухие прутики. А в шалаше уже не осталось места даже для Морика — все было завалено пакетами с утрамбованными шишками.

Что было дальше, Вадим не помнил. Заканчивалась первая четверть, стало холодно. Заработанные деньги куда-то растратились. Забылось и поле, и Морик… Но через год или два Вадим слышал от друзей и от младших пацанов, что Морик еще там, на поле, что то ли менты подкармливают его за сжигание конопляных стогов, то ли он продает спичечные коробки с травой уркаганам на Манежной площади.

«Ударим по дармовому кайфу качественным героином!» — пошутил про себя Вадим.

Скоро должны были привезти мебель на кухню. А в гостиную Вадим взял широкоформатную ЖК-панель, диван и старомодную стенку в цвет наличников. Тоже в кредит.

Вадим лег на диван, включил телевизор, стал думать, где бы ему устроить дома тайник. Задремал…

И снилось ему, что он в тысячный раз объясняет банковскому клерку, что ему — бизнесмену — справка с работы не нужна, что он сам себе — справка о доходах и босс. И что он зарабатывает больше, чем десяток таких клерков, и что доход его стабильнее роста цен на золото, и что так будет всегда…

Пока в гневе бьет сапогом об землю хозяин и кричит:

— Ко мне! Мои животные! Ко мне!

Из кухонного окна виден рынок. Ночью реклама над торговым центром искрится, но сегодня, в будничное августовское утро, она блекнет на фоне неба. На мне джинсы, черная футболка, сандалии на босу ногу, за спиной рюкзак.

Зная теперь, где находится поле, я иду другим путем. Я решил обогнуть Марьино не слева, по Нижним и Верхним полям, а справа — по реке.

Вдоль отстойников я спускаюсь к кинотеатру «Экран», бетонные берега расписаны такими реалистичными граффити, что на секунду сомневаешься, а не расклеил ли кто-нибудь тут огромные фоторепродукции.

В парке на берегу Москвы-реки со стороны старого Марьино деревья выше. Я приближаюсь к Братеевскому мосту. За мостом парк продолжается. Иду мимо пристани, шашлычной, картинга… впереди виден нефтеперерабатывающий комбинат: ангары, трубы, маячки и с секундным периодом вспыхивающий факел.

Парк резко обрывается, позади остается каменная набережная, черный стальной поручень, тропинки, посыпанные красными опилками, газоны, клумбы…

Местность становится дикой. У самого берега много высоких деревьев. В их тени о чем-то беседуют двое негров — редкость в спальном районе. Тут же — семейный пикник: мангал, складные кресла, дети. Мне надо дальше! Дальше!

Колышется манящая зелень, как миниатюрная тайга. Спотыкаясь о покрышки, увязая в песке, я выхожу на Люблинское поле.

Но как так?! Это не конопля! Это крапива! Море крапивы! Лишь изредка мне попадается среди стрекучих зарослей ободранный конопляный стебелек.

Я пробираюсь к самому факелу, уханье которого заглушает и птиц, и кузнечиков, и собак, но и там, где вдоль бетонного забора расположилась бомжовская деревенька, растет только крапива. Я беру ориентир от факела к центру поля. Пропотев и изгадившись, я проникаю в самую глубь. Здесь год назад конопли росло столько, что если кто-то догадался бы использовать ее в промышленных целях, он обогатился бы. Но и тут — крапива! Крапива, высохшая яблоня и очередная бомжатская нора. Подобное жилище я видел однажды зимой на железнодорожной насыпи за Парком Победы: ветки, картонные коробки, придавленные сугробом, и дыра, из которой, казалось, могло выползти что угодно.