Ашот Аршакян - Свежий начальник

Из «подъемных» я потратил триста долларов на видеокарту. В планах новый чайник.

Ремонт делал под себя шурин, это его квартира. Мы с женой освоили только кухню и гостиную с домашним кинотеатром, кроватью и с мокнущими уже неделю в красных пластиковых ведрах цветами.

Курю в вымерзшей лоджии. Стою вполоборота к балконной двери в темную библиотеку. Тушу сигарету в хрустальной пепельнице. Толкаю дверь и… вздрагиваю.

За стеклом — силуэт жены. Она все время стояла здесь. Наверное, проверяла: не взялся ли я опять за марихуану, или просто хотела быть сейчас ближе.

Иду на кухню, сажусь за компьютер.

Моя видеокарта сглаживает изображение с помощью технологии Edge-detect, умножающею максимальную кратность еще в два раза. Процессор Quad и четыре гигабайта оперативной памяти делают физическую модель реалистичной.

Урчит встроенная техника. Ведущая круглосуточных новостей берет интервью у политика. Я доверяю новостям, потому что ведущая — моя одноклассница. Она симпатичная. Вживую, правда, я не видел ее со школы.

Тестирую видеокарту. Показатели на высоте.

Фурнитура гармонирует с обоями, с латунной раскладкой, делящей кафель и паркет. Все это пространство в мягком сиянии мебельной подсветки кажется золотистым и композиционно замыкается на обручальном кольце.

— Налей чайку, пожалуйста, — прошу жену.

— С сахаром?

— Без…

К ночи становлюсь беспокойнее. Запускаю игры, меняю настройки, пью чай, курю в лоджии.

Звонил друг. Я рассказал ему, что был вчера на хоккее, — играли московское Динамо и хабаровский Амур.

— За кого болел? — спросил он.

— За Амур. Только виду не показывал — сидел на мусорской трибуне.

— Кто выиграл?

— Динамо.

— Поэтому у тебя и сердце болит… — вывел друг.

— Не понял…

— Чего тут непонятного? Болел за Амур, а выиграло Динамо. В медицинских практиках востока считается, что сердечная боль бывает от дефицита любви.

У меня, в самом деле, уже год болит сердце. Но я это связываю с образом жизни: курение, алкоголь, жирная пища, другие излишества. Как будто и вена в левой руке, и левая часть горла, и само сердце вдруг скукоживается, становится ломким, как клеенка на морозе, и ноет, грозясь рассыпаться даже от ходьбы.

Из-за этого я теперь пощусь. Только рыба и овощи, и кефир.

Жена уже в постели. Я ложусь, целую ее, отворачиваюсь, щелкаю телевизионным управлением. И, думаю, что поживу с ней еще немного и брошу… Буду тайно копить деньги, чтобы в один хороший день купить чартер в жаркую безвизовую страну с дешевым питанием и мягким законодательством. Из-за того, что она моет мою пепельницу по утрам, следит, что я курю в лоджии, из-за ее излишней, на мой взгляд, чистоплотности, и, главное, из-за того, что теперь до самой смерти мне надо будет ходить на работу.

Выключил телевизор. Болит сердце. Чтобы отвлечься, решаю давнюю задачку: пытаюсь закончить четверостишие. К двум первым строчкам у меня нареканий нет:

Засыпает муха в пачке сигаретной.

Отчего непруха зимнею порой?

Но оставшиеся две не получаются. В голову лезут: «предынфарктным ритмом», «черным миокардом», «оракулом кардиограммы», «курсом параллакса»…

Я вспоминаю те первые два года из пяти, когда мы с будущей женой гуляли в любую погоду. Когда у меня был атлон тысяча восемьсот плюс, двести пятьдесят шесть оперативки и встроенное видео…

Засыпает муха в пачке сигаретной.

Отчего непруха зимнею порой?

Возможно, для увеличения производительности надо почистить реестр, использовать cpu-control, сделать дефрагментацию, отключить фоновые программы, увеличить файл подкачки, настроить БИОС, обновить драйвера, попробовать «разгон»…

Повернулся на левый бок. Освободилась от заложенности правая ноздря, закупорилась левая.

Я открыл глаза и заметил, что жена моргнула, когда волосы упали на ее страдальческое, как у всех женщин, лицо.

Утреннее солнце сверкнуло на золотом полумесяце Спасской башни. Муэдзин на ее вершине первым в Москве затянул молитву.

«Алла-а-а-а!»

Испуганные голуби вспорхнули с кирпичных зубцов кремлевской стены. Все мечети в столице Великой Исламской Империи, одна за другой, подхватили пение. В центре булыжной площади, мерно взмахивая кривыми саблями, сменялись стражники у могилы пророка. Просыпался правоверный народ.

Отец Михаил глядел через процарапанную в закрашенном стекле дырку в соседний женский вагон метро. Одна пассажирка, приоткрыв белый шелковый хиджаб, быстро подкрасила губы.