Джулз Денби - История Билли Морган

В ней-то все и дело. В женственности. Мама и Джен ею одержимы. Худшее, что они могли сказать о ком-то, – она не слишком женственна. Их жизни вращались вокруг этой жесткой концепции – женственности, тем более что мама после развода больше не выходила замуж.

Это был дом женщин, даже собака Крошка, йоркширский терьерчик, которой мама любила повязывать бантик из шотландки, была женского пола. Мужчины иногда входили в святилище, но никогда в нем не оставались. Даже на одну ночь, насколько я знаю. Сперва я служила ей оправданием – моя младшенькая, она очень расстроена, она так любит своего отца, бедняжка – я слышала их голоса, доносящиеся из холла, когда какой-нибудь страждущий любви Лотарио пытался заключить в объятья мамочкины формы, обтянутые персиковой двойкой, ее драгоценные жемчужины сверкали, как капли света в надвигающихся розовых сумерках, а Крошка жалобно тявкала у ее затянутых в нейлон щиколоток. Я зажимала рот рукой, чтобы не захихикать, вспоминая, что она говорила об этом мужчине до его прихода, пока его дрянной автомобиль стоял у дома в легкой дымке дождя, от которой все казалось серым и мягким.

«Не знаю, почему меня беспокоит то, что я не… Джен, милая, подай мне шарф, на улице сыро. – Тяжкий вздох, пальчиками взбить перманент. – Он совсем не то, что надо, я уверена, опять терпеть эти мерзкие плотские домогательства Чарли, весь вечер. Мужчины! Тем не менее Лиз права, не могу же я все время сидеть дома, я сойду с ума. Дикки зайдет? Ну, я надеюсь, ты не позволишь никаких глупостей – ты ведь знаешь, чем это заканчивается, посмотри на бедную Стеллу Пэрриш, она стала огромная, как дом, и что-то я не вижу кольца на ее пальце, а? Нет, Билли, не сейчас. Узнаешь, когда подрастешь, это крест для женщин – мужчины. Ты слышишь? Жмет на гудок, как таксист какой – понимаешь, о чем я? Как вульгарно. Ну… – Чмок-чмок, поцелуи. – Я ушла, не ждите меня, девочки, сегодня будний день, не забывайте».

Они никогда не задерживались. Мама выходила с ними, одна или вчетвером, со своей подругой Лиз, с которой дружила еще со школы, на пару свиданий, а затем отделывалась от них, как от поношенного платья. Ей куда больше нравилось ходить в кино или на танцы с Лиз, разодевшись в пух и прах. Лиз развелась с мужем Тедом после четырех лет брака, когда неожиданно пришла домой и обнаружила, что он трахает в супружеской постели ее сестру – в особой экипировке. Об этом рассказывали свистящим шепотом, с поджатыми губами и многозначительными взглядами. Я всю жизнь думала, что же в тот момент пережили бедный ублюдок и неупоминаемая сестра Лиз? Должно быть, до смерти перепугались. Так или иначе, эти ужасные мужчины связали Лиз и маму, это был их боевой клич. Веселые подружки, так они себя называли. Пара веселых разведенок.

В те дни в этом не было никакого подтекста – но я и в самом деле думаю, что мама была бы гораздо счастливее, если бы вышла замуж за Лиз. Лиз, с ее плотной шапкой угольно-черных, жестких волос, обезьяньими, табачно-карими глазами, бледными усиками и желтоватым, «испанским» цветом лица, увешанная звенящими золотыми браслетами, с крестом на цепочке (хотя и без Христа на нем: ей хотелось выглядеть по-европейски, католичкой она, к счастью, не была) постоянно присутствовала в нашем доме, хотя предполагалось, что она живет одна через несколько улиц от нас, в аккуратном коттедже, провонявшем пепельницами и освежителями воздуха. В те дни женщина с сигаретой считалась невероятно изысканной; верх соблазнительности – глубоко затянуться, глядя на свою жертву, затем резко выдохнуть и сказать своему оцепеневшему от дыма обожателю: ну, что ж, продолжай, если иначе никак.

И уверяю вас, Лиз была весьма изысканна. Она уверяла, что ее сравнивали (должно быть, этот парень был слепым) с той, другой Лиз, Лиз Тейлор, и намекала, что, в отличие от Тейлор, она-то уж не упустила бы Ричарда Бёртона, о нет. Такому мужчине нужна твердая рука, ему нельзя давать спуску. Но в этих театральных эффектах не было никакого смысла, никакой твердости характера, никакой сути. Претенциозность. Что касается меня, то я всегда считала, что Лиз своей мощной, крепкой фигурой больше походила на суровые, скульптурные очертания королевы Виктории в ее поздние, монументальные годы, чем на соблазнительные роскошные формы ее буйной тезки с фиалковыми глазами.

Когда Лиз говорила, смуглые, в пятнах никотина, унизанные кольцами руки порхали, как больные голуби. Эту привычку она считала проявлением своего космополитического характера. Она считала «изысканным» лидсовский стиль, которым так восхищалась мама, но сама не могла носить таких вещей из-за того, что их крой был тесен ей в бедрах и груди. У нас считалось, что Лиз Ходжес могла бы выйти за кого угодно, ведь она такая роскошная и страстная, но она решила ни за кого не выходить, она предпочла маму.