Бенуа Дютёртр - Девочка и сигарета

На второй день моего заключения я решил принять душ. Паоло в душевую не ходил из страха быть побитым; судя по исходящему от него зловонию, умывания в камере было явно недостаточно. А я сохранил не только стремление к чистоте, но и веру в охранников, обязанных меня защищать, а потому отправился мыться, не подозревая, что меня ждет. Стыдливо раздевшись в уголке, я осторожно вошел в душевую, куда уже просочилась информация о моем приходе. На меня бросали злобные взгляды. В мою сторону, словно плевки, полетели ругательства:

— Во, насильник явился.

— Смотреть тошнит…

Я укрылся от потока гнусностей в одной из дальних кабинок. Время от времени в помещение душевой заглядывал охранник. Вдруг, сквозь шум льющейся воды, я услышал высказывания понежнее:

— Хорошенькая попка.

— Почти как у младенца.

— Еще бы, с его-то вкусами!

У меня заколотилось сердце. Я с притворным равнодушием продолжал намыливаться под изучающими взглядами уголовников. В их грубых голосах слышалось возбуждение.

— Повернись-ка, я тебя получше рассмотрю!

— А теперь ко мне, милашка, ты мне тоже нравишься!

Я не мог пошевелиться от страха. Мне было не выбраться из душевой, не пройдя мимо них, а охранник как назло не появлялся, ведь заключенные говорили тихо, чтобы не привлечь его внимания.

— Хочешь, мы с тобой сделаем то же, что ты делал с маленькими девочками?

В этот критический момент кто-то прорычал, перекрыв все остальные голоса:

— Оставьте его в покое или будете иметь дело со мной!

Кто осмелился так говорить? Кто был чудесным избавителем? Из глубины душевой вышло огромное звероподобное создание — полторы сотни килограммов мяса и жира в ореоле мыльной пены и пара. Все расступались перед ним. Некоторые заключенные недоуменно восклицали:

— Ты чего, Люлю? Преступление против детства!

— А вы откуда знаете? Вот только троньте его, я вами займусь!

Так часто бывает в жизни — в момент самого отчаянного одиночества вам вдруг протягивают руку дружбы, и ваши враги разбегаются, словно крысы. Отступили и окружившие меня бандиты. Понурив головы, они послушно разошлись по кабинкам. На меня вразвалку надвигалась гора волосатой плоти с лицом круглым, как у будды, руками могучими, как у борца сумо. Когда нежданный избавитель подошел ко мне, я наконец решился взглянуть ему в глаза. Он положил мохнатую лапу мне на плечо, улыбнулся и во всеуслышание объявил:

— Это мой кореш, не советую к нему приставать.

Защита личности сильной и авторитетной гарантировала мне физическую и моральную безопасность. В политике и администрации действует тот же закон — для карьерного роста необходимо иметь могущественного покровителя. Только в тюрьме остаться без покровителя гораздо страшнее. Если бы не Люлю, я бы терпел побои и унижения, а потом замкнулся в себе, как все жертвы насилия. Люлю меня от всего этого избавил. С момента нашей встречи он стал меня уважать и защищать.

Несмотря на неотесанность манер и грубость речи, со мной он обращается ласково. На каждой прогулке он поджидает в сторонке, когда я подойду. Мы устраиваемся на ступеньках, и он начинает сагу о своих подвигах на поприще вышибалы в ночном баре, где он работал, пока не убил желтокожего (он не любит желтокожих). Время от времени он доверительно замечает:

— Вот что мне противно — теперь умных и порядочных белых вроде тебя сажают в тюрьму.

Иногда в его рассуждениях появляется аналитическая нотка:

— Это все из-за баб; бабам нельзя давать власть.

Вспомнив о матери Амандины, я вынужден был признать, что Люлю отчасти прав. Но его расистские и женоненавистнические высказывания глубоко возмущают меня. Возмущаюсь я, к сожалению, молча. Ведь у меня нет выбора. Люлю силен, его все боятся. Даже когда его нет рядом, другие заключенные только недвусмысленно ухмыляются в мою сторону. Для них я подружка Люлю. Таковы социальные и психологические условия моей пошатнувшейся жизни. Каждый день я жду новостей от моего адвоката и особенно от Латифы, которая продолжает бороться за мое спасение.

Вице-президент Табачной компании лично спустился принять прибывшего на лимузине гостя. Хотя он и подготовился к встрече, но все же был немало удивлен самообладанием бывшего заключенного. Зеленоглазый верзила безмятежно пожал ему руку, окинул взглядом небоскреб и покачал головой: — Круто!

Джонсон сменил ярко-оранжевый тюремный комбинезон на спортивный костюм от Гуччи и кроссовки Nike на тройной подошве. О криминальном прошлом напоминала только массивная золотая цепь на шее.