Евгений Боушев - Сердце капитана

Последнее его появление подтверждено документально. Лазаря занесло в советскую Россию, где он тут же попался особистам поселка Жукино. Они направили его в Москву, где жизненный опыт и провидческие способности несчастного семита использовали для нужд партии. Благодаря этому была закреплена победа коммунизма и выиграна Великая Отечественная война. Устав от советской пропаганды, замученный НКВД-шниками Лазарь сбежал в Соединенные Штаты. Но и там он долго не задержался. Американцы, устав от его унылых откровений, под прикрытием программы «Аполлон " запустили Лазаря на окололунную орбиту. Для связи с ним был построен телескоп «Хаббл», и иногда спецотдел ФБР советуется с первым еврейским космонавтом по поводу своей насильственной демократизации…

Тишина на раскопе. Шельма заслушался и уснул.

Рабочие снова побросали лопаты и дружно курят. Я присоединяюсь к ним. В углу ямы два макрушника скручивают что-то подозрительное.

Наркоманов на раскопе много. Больше только алкоголиков. Но и большинство алкоголиков иногда балуются наркотой. Понять эту механику очень сложно. Насколько я знаю, у наших конкурентов творится то же самое. Но Шельма утверждает, что такого распиздяйства как у нас, нет даже на хиппи-фесте под названием Радуга.

Гонит он. Не был Шельма на хиппи-фесте. Хотя как-то раз поймал безродную автостопщицу, заманил ее в свой шалаш у реки и после непродолжительной беседы о буддизме убил.

И съел.

А на дворе бабье лето, солнышко режет ультрафиолетом сырой воздух, галки да голуби оживились. Ещё и коты орать начнут. Я ставлю свое единственное комнатное растение, кактус, на подоконник, и пою. Сегодня я добр и весел.

Ночью приснилась какая-то ерунда: в первый раз в жизни я видел себя со стороны. Другой плакал и говорил, что все плохо. Нонсенс.

Впрочем, ладно. Переживем. И забьём сегодня на работу.

Звонит Галилей.

— Чувак! Пошли бухнем!

— Ага. Уберу только.

Мы закупаем портвейна, кока-колы и одну литрушку «Буратино» — чтобы, как выразился Галилей, «детство вспомнить и жизнь слаще показалась». Спускаемся вниз, к реке. Я рассказываю Галилею о своем сне и в ответ слышу равнодушное «я тоже как-то раз видел себя во сне». «И что? , - спрашиваю. «Не узнал».

— Ты знаешь, что такое холизм? — спрашивает Галилей, открывая вторую бутылку.

— Э-э-ээ… — меня явно разморило на ярком солнышке. — Э-э-это представление о мире в целом, к-кажется?

— Говоря проще, восприятие мира как цельной картины, — то ли поправляет, то ли дополняет Галилей.

— А еще проще — когда ты чуешь, к-куда мы все к-катимся?

— Точно. К-куда к-катимся.

Нашу идиллию внезапно нарушает мяч, неведомо как оказавшийся у Галилея на пузе. Галилей икает и хмурит брови.

Из кустов доносятся угрозы. Я беру мяч подмышку и иду устанавливать дружественные отношения.

Возвращаюсь через несколько минут. Галилей, заметно погрустневший, шевелит губами и считает что-то на пальцах.

— Чувак! — голос его полон отчаяния. — К-куда же мы, черт возьми, к-катимся?

— Не знаю, дружище, — отвечаю я, присаживаясь. — Знал бы, давно б уже убился.

— Чуешь, — непонятно отвечает Галилей.

И тянется за новой бутылкой.

— Я тут стихотворение вспомнил. Хочешь расскажу?

— Давай.

— Это и не стихотворение вроде. Так просто, мысли под музыку.

— А где музыка?

— Музыка, чувак, есть везде. Фишка в том, слышишь ты ее или нет…

Мы сидим молча. Я смотрю на берег, покрытый мусором. Галилей прищурил глаза и уставился на стоящее в зените яркое солнце.

— Да, — бурчит он. — Наливай.

Кажется, дело идет к потопу. Слишком много вокруг раскопа появилось чаек.

А работа продолжается, и действительно, из находок пока лишь разнообразный древнерусский мусор: никому не нужные огрызки металла и керамики. Погода неожиданно портится, над нами несколько раз проносятся громадные синие тучи. Пока без дождя, но состояние у всех напряженное.