Лоран Годе - Солнце клана Скорта

Скорта были очень удивлены. Не только этим основательным сооружением, появившимся из груды дерева, но и тем, с каким вкусом и даже элегантностью оно было оформлено. Их удивление возросло еще больше, когда, пройдя вперед, они обнаружили в центре пристани, среди веревок и сетей, огромный стол, накрытый красивой белой скатертью с ручной вышивкой. Из одного угла trabucco доносился запах рыбы и обжаренного лаврового листа. Раффаэле поднял голову от ниши, где он установил дровяную печь и гриль, и, широко улыбаясь, закричал:

— Садитесь! Добро пожаловать на trabucco! Садитесь!

И на каждый вопрос, который ему задавали, обнимая его, в ответ только смеялся с видом заговорщика.

— Когда ты соорудил эту плиту?

— Где ты отыскал такой стол?

— Надо было сказать нам, мы бы принесли что-нибудь…

Раффаэле улыбался и повторял лишь одно:

— Садитесь, не думайте ни о чем, садитесь…

Кармела со своим семейством пришли первыми, но едва они сели, как со стороны лестницы донеслись крики. Пришли Доменико, его жена и две их дочери, а следом и Джузеппе с женой и маленьким Витторио. Теперь все были в сборе. Обменивались поцелуями. Женщины расхваливали наряды друг друга. Мужчины угощали друг друга сигаретами, подкидывали вверх своих племянников и племянниц, которые вопили от радости в крепких мужских руках. Кармела села немного в стороне. Самое время посмотреть на всех вместе. Все, кого она любила, были здесь. Сияющие от радости в свете воскресного дня, когда платья женщин оттеняют белизну рубашек мужчин. Море было нежное и спокойное. Она улыбнулась какой-то особой улыбкой.

С верой в жизнь. Она посмотрела на каждого из них. На Джузеппе и его жену, дочь рыбака, который слово «женщина» в своем лексиконе заменил на слово «путана», и частенько можно было услышать, как на улице он приветствовал какую-нибудь знакомую возгласом «Ciao, putana!» [17] Привет, шлюха! (ит.). , всегда вызывая смех прохожих. Потом взгляд Кармелы упал на детей: Лукрецию и Николетту, двух дочерей Доменико, наряженных в красивые белые платьица, на Витторио, сына Джузеппе и Маттеа, которого мать кормила грудью, приговаривая: «Пей, дурачок, пей, это все для тебя», и на Микеле, самого младшего в клане, которого женщины передавали из рук в руки, а он лепетал что-то на своем языке. Она смотрела на них и говорила себе, что все они будут счастливы. Просто счастливы.

Голос Раффаэле прервал ее мысли.

— К столу! К столу! — закричал он.

И тогда она поднялась со своего места и сделала то, что пообещала себе сделать. Быть с ними. Смеяться с ними. Целовать их. Обнимать. Быть с каждым, по очереди, внимательной и счастливой.

Их собралось за столом пятнадцать человек, и они, посмотрев друг на друга какое-то время, с удивлением отметили, как разросся их клан. Раффаэле сиял от счастья. Он так мечтал об этой минуте. Все, кого он любил, собрались здесь, у него, на его trabucco. Он без отдыха метался из одного угла в другой, от плиты к кухне, от сетей к столу, стараясь, чтобы каждый был обслужен, чтобы у всех все было.

Этот день навсегда остался в памяти клана Скорта. Потому что для всех, для взрослых и для детей, такое пиршество было впервые. Дядя Фелучче сделал нечто грандиозное. Раффаэле и Джузеппина поставили на стол целую дюжину всяких кушаний. Огромные, с палец, мидии, фаршированные смесью из яиц, хлебного мякиша и сыра. Крепенькие маринованные анчоусы, которые просто таяли на языке. Щупальца осьминогов. Салат из томатов с цикорием. Несколько тонких ломтей поджаренных баклажанов. Анчоусы, жаренные в масле. Блюда передавались с одного конца стола на другой. Каждый брал с удовольствием, и ему не приходилось выбирать, мог отведать все.

Когда тарелки опустели, Раффаэле поставил на стол две огромные салатницы, в них что-то дымилось. В одной оказались традиционные местные макаронные изделия troccoli с сепией каракатицы. В другом — risotto [18] Блюдо из риса (ит.). с дарами моря. Оба блюда были приняты с энтузиазмом, что заставило зардеться повариху. В такой момент аппетит разыгрывается, и всем кажется, что они могут есть целый день. К тому же Раффаэле поставил пять бутылок местного вина. Красного, пенящегося, темного, как кровь Христа. Солнце уже стояло в зените. Гости были защищены от него циновками, но все равно чувствовали горячий воздух, от которого даже ящерицы должны были бы покрыться потом.

Разговоры текли под постукивание приборов, иногда их прерывал вопрос кого-нибудь из детей или опрокинутый стакан с вином. Говорили обо всем и ни о чем. Джузеппина рассказывала, как она готовила макароны и risotto. И разговор о пище доставлял еще больше удовольствия тем, кто ел. Спорили. Смеялись. Каждый был внимателен к своему соседу по столу, следил, чтобы его тарелка ни на минуту не оставалась пустой.