Лоран Годе - Солнце клана Скорта

Осел и его всадник медленно поднимались по улице, которая тогда, в 1875 году, еще называлась виа Нуова и которая позднее стала именоваться корсо Гарибальди. Было совершенно очевидно, что всадник знал, куда он держит путь. Никто его не увидел. Даже какая-нибудь облезлая кошка из тех, что кишат в мусорных канавах. Он не пытался ни поставить своего осла в тень, ни присесть на какую-нибудь скамейку. Он двигался вперед. И его одержимость становилась пугающей.

— Здесь все как было, — пробормотал он. — Те же пыльные улицы. Те же грязные фасады домов.

И как раз в это время его увидел отец Дзампанелли. Кюре Монтепуччио, которого все звали дон Джорджо, забыл свой молитвенник на примыкавшем к церкви небольшом клочке земли, служившем ему огородом. Он часа два работал там утром и теперь подумал, что конечно же оставил свою книгу на деревянном стуле, около сарайчика с инструментами. Он вышел из церкви, как выходят во время бури, съежившись, щуря глаза, надеясь все сделать как можно скорее, чтобы не подставлять свое бренное тело пеклу, которое лишает рассудка. И вот тут он увидел осла и мужчину на нем, держащих путь по виа Нуова. Дон Джорджо застыл на месте и машинально перекрестился. Потом отошел укрыться от солнца за массивными церковными дверями. Самым удивительным было не то, что ему и в голову не пришло поднять тревогу или окликнуть незнакомца и узнать, кто он и что ему нужно (чужаки редко появлялись здесь, а всех жителей деревни дон Джорджо знал по имени), но то, что, вернувшись в свою келью, он об этом даже не подумал. Он лег и погрузился в сон без сновидений, в летнюю сиесту так и бывает. Он осенил себя крестом при виде этого всадника, словно чтобы прогнать видение. Дон Джорджо не узнал Лучано Маскалдзоне. Да и как он мог узнать его? Это был уже совсем другой мужчина. В его сорок лет щеки у него были впавшие, как у старика.

Лучано Маскалдзоне не спеша ехал по узким улочкам погруженной в сон деревни. «Мне потребовалось много времени для этого, но я вернулся. Я здесь. Вы спите и еще не знаете об этом. Я проезжаю мимо ваших домов. Под вашими окнами. А вы ни о чем не подозреваете. Я здесь и иду исполнить свой долг». Наконец его осел остановился. Как вкопанный. Словно старая животина все время знала, что именно сюда она должна идти, что здесь окончится ее борьба с обжигающим солнцем. Она резко остановилась перед домом Бискотти и замерла. Мужчина с необыкновенной легкостью спрыгнул на землю и поступал в дверь. «Вот я снова здесь, — подумал он. — Пятнадцати лет как не бывало». Казалось, прошла целая вечность. Лучано уже хотел постучать снова, как вдруг дверь тихо отворилась. Перед ним стояла сорокалетняя женщина. В халате. Она посмотрела на него долгим взглядом, но ничего не сказала. Ничто не отразилось и на ее лице. Ни страх, ни радость, ни удивление. Она смотрела в его глаза, словно стараясь оценить, что сейчас произойдет. Лучано стоял замерев. Казалось, он ждал от женщины какого-то знака, какого-то жеста, ну хотя бы чтоб она просто нахмурила брови. Он ждал. Он ждал, он весь был в напряжении. «Если она захочет закрыть дверь, — подумал он, — если она сделает хоть шаг назад, я брошусь за ней, я вышибу дверь и возьму ее силой». Он пожирал ее взглядом, стараясь уловить малейший знак, который разорвал бы молчание. «Она еще более красивая, чем я представлял себе. Я не даром отдам сегодня свою жизнь». Под халатом он угадывал ее тело, и в нем росло желание обладать им. Она молчала. Она давала прошлому добраться до ее памяти. Она узнала мужчину, что стоял перед ней. Его появление здесь, на пороге ее дома, было загадкой, которую она даже не пыталась разгадать. Она просто позволяла прошлому снова захватить ее. Лучано Маскалдзоне. Это, конечно, он. Через пятнадцать лет. Она смотрела на него без ненависти и без любви. Она смотрела на него, словно читая в его глазах свою судьбу. Она уже принадлежала ему. Без борьбы. Она ему принадлежала. Потому что через пятнадцать лет он вернулся и постучал в ее дверь, и, что бы он ни попросил у нее, она ему не откажет. Она согласится, здесь, на пороге своего дома, она согласится на все.

Чтобы нарушить молчаливую неподвижность, которая нависала над ними, она отвела руку. Этого простого жеста было достаточно для того, чтобы вывести Лучано из оцепенения. Теперь он читал на ее лице, что она здесь, с ним, что она не боится, что он может делать с ней все, что пожелает.

Пропыленный, весь в грязи, мужчина вошел в дом Бискотти в час, когда ящерицы мечтают стать рыбами и камни не смогут упрекнуть их в этом.