Айрис Мердок - Школа добродетели

Он чуть не упал в обморок от чувства вины и волнения. Он добежал до Атриума, чтобы убедиться, что там никого нет, потом понесся назад, помедлив на пороге. А если матушка Мэй и Беттина вернутся рано? А если его застанет Илона? Но Илона никому не скажет. К тому же он уже здесь, на пороге, в башне, в большой шестиугольной нижней комнате. Эдвард не знал, как поступить с дверью, брать ли с собой ключ. Он не осмелился ее закрыть и оставил ключ в скважине. Дверь он подпер стулом с плетеным сиденьем. Мысль о том, что можно оказаться запертым внутри, подспудно тревожила Эдварда. Простор нижнего этажа явно предназначался для того, чтобы быть художественной галереей, «выставочным залом», о котором говорила Илона.

Но в первую очередь внимание привлекала необычная конструкция потолка: он был в одних местах выше, в других — ниже. Эдвард вскоре понял, что это сделано из-за окон, расположенных на разных уровнях. Потолок поднимался, образуя впадины и углубления, чтобы впускать вниз верхний свет и вместить окна для освещения верхнего этажа. Эдвард вспомнил асимметричное расположение окон, снаружи кажущееся хаотическим. «Кубистический» или «кессонированный» [48] Кессон ( фр. caisson) — квадратное или многоугольное углубление на потолке или внутренней поверхности арки или свода. потолок, выкрашенный в серо-голубой и красный цвета, пугал и одновременно привлекал. Стены были белыми, деревянный пол выкрашен серой краской. Эхо разносилось гулко, и, хотя Эдвард шел осторожно, его шаги производили шум, от которого мурашки бежали по коже. Помещение казалось заброшенным и довольно влажным, а экспонаты «выставки» — пыльными и неухоженными. Тут были маленькие скульптуры из дерева и камня, несколько бронзовых, на непросвещенный взгляд Эдварда — довольно старомодных. Кое-какие из обнаженных женских фигур некогда могли считаться смелыми. Были тут и сплетенные в объятиях пары — люди друг с другом и с животными, включая довольно интересную скульптуру Леды под лебедем в круглой нише; но если Илона говорила об этой эротике, вряд ли теперь она могла кого-то поразить. Картины выглядели поинтереснее. Эдвард обошел абстрактные полотна: желтейшие из желтых и чернейшие из черных брызги с редкими пугающими всплесками синевы и зелени. Картины героического, или «королевского», периода он нашел более привлекательными, в особенности огромные головы королей, бородатые, с круглыми глазами, ярко и густо намалеванные, явно автопортреты, и большие гротескные женские головы, скорбные, печальные или мстительные. Иногда бородатый король изображался лицом к лицу с огромным хищным монстром, свирепым или трогательно печальным. Порой эти двое были тесно сплетены — они падали или боролись, сражались или обнимались. На других картинах совет сидящих королей противостоял великолепному дракону — он то ли был захвачен ими в плен, то ли сам пленил их. Были тут и большие эпические полотна с буйными красками, батальные сцены с яркими флагами и геральдическими одеждами, в которых женщины и собакоголовые мужчины вступали в смертельную схватку на ножах. Другие сражения переходили в любовные объятия или убийства в мрачных комнатах. «Позднетициановский» стиль характеризовался обилием спокойного света вроде люминесцентного бежевого в квадратных крапинках лучащегося кремового и синего. На этих полотнах изображались сумеречные залы или леса, где развертывались квазиклассические сцены насилия: женщины наблюдают за собаками, пожирающими человека, или девочка смотрит, как змея хватает свою жертву, или женщин преследуют животные-гуманоиды, или юноша глядит, как кричащая девочка превращается в дерево. Здесь Эдвард разобрал сильно изменившиеся ранние мотивы: змея, появляющаяся из колеса, страшный сфинкс, возникающий из щели в камне, крылатая голова, пойманная в сеть, утонувшие животные, наводящие ужас подростки, равнодушные или испуганные свидетели, уродливые люди, пораженные безнадежностью или страхом. Порой из окон или дверей за этими персонажами наблюдали прекрасные дети — бессердечные, возможно, бездушные, державшие в руках различные эмблемы, флаги или цветы. Иногда эти дети поворачивались к зрителю, зажав между большим и указательным пальцами какой-нибудь двусмысленный талисман. Более поздние «тантрические» картины отличались чрезвычайно яркими и насыщенными синими и золотыми тонами. В море красок плавали, росли, уменьшались или взрывались овальные яйца. Ни одной христианской темы Эдвард здесь не увидел, как не нашел узнаваемых портретов обитателей Сигарда, если только скорбящие женские головы не отражали их черт. Полотна произвели на него сильное впечатление. Эротическая сила картин была такова, что Эдвард почувствовал слабость в коленях.