Айрис Мердок - Школа добродетели

— Признайся и попроси у Томаса прощения за минутную слабость!

— Он ничего не говорил про нас. То есть он никак не комментировал то, что случилось. Он говорил о лжи и о Мередите. Я тебе говорила, что Мередит видел нас. По крайней мере, он видел меня, а тебя — слышал. Я попросила его помалкивать. Стюарт сказал, что это развращение малолетних.

— Мередит узнал… Да, это ужасная ситуация.

Мидж сидела на стуле, напряженно выпрямив спину и сложив руки — так сидят в ожидании приема в больнице или суде. Она говорила быстро, монотонно, тихим голосом, словно желала как можно скорее все рассказать. Она смотрела вниз, на ноги Гарри, и время от времени ее пробирала дрожь.

Гарри понимал, что вовлекать в историю Мередита опасно и отвратительно, но сейчас это его не страшило. Это было частью проблемы, решение которой должно быть и будет в его власти. Несколько мгновений он стоял недвижимо, потом пнул свой упавший стул, убирая его с дороги, и принялся ходить взад-вперед по ограниченному пространству комнаты.

— Ну хорошо, — проговорил он. — Я понимаю, это ужасно, и мне жаль. Жаль тебя и себя. Мы вполне могли бы обойтись без этого. Но поскольку все уже случилось — и с Мередитом, и прочее, — давай соединим все это вместе, как аргументы в пользу того, чтобы сделать важнейший для нас шаг сейчас, сегодня. Ты останешься здесь, а я пойду к Томасу. Где он сейчас — в клинике?

— Не знаю.

— Нет, знаешь. Стюарт прав, хватит лгать. Я пойду к Томасу и скажу ему, что ты хочешь развестись.

— Нет-нет… сейчас я не могу, не так… Гарри, не надо… Пожалуйста, не ходи! — У Мидж почти автоматически полились слезы. Она немного наклонилась вперед, оперлась локтем о колено, положив подбородок на ладонь, и впала в некую тихую, размеренную, почти беззвучную истерику. — Ох… ох… ох…

Гарри остановился и посмотрел на нее. Его широкое гладкое лицо было спокойно. Он взъерошил свои светлые волосы, чуть прикусил губу, задумался, а потом тихо сказал:

— Мидж, мы должны сделать это сейчас. Сейчас самое время. Ты хотела дождаться нужного момента. Вот он и пришел. Разве не так? Разве не так?

Мидж прекратила скулить и вздохнула — глубоко, удрученно и даже раздраженно. Она порылась в сумочке, вытащила оттуда платок. Копна ее волос упала вперед, обнажив белую шею.

— Гарри, — пробормотала она, — пойдем в спальню.

Мидж использовала этот эвфемизм, если хотела заняться любовью, и никогда не выражалась прямо.

— Ты пытаешься отвлечь меня, — сказал Гарри, но внезапно почувствовал, что очень устал и что его переполняет желание.

Зачем они тратят силы на споры? Боже милостивый, ну почему они сами делают себя несчастными?

— Гарри, не мучай меня.

— Ну ладно. Но мы скоро исправим это, и все будет хорошо. Дорогая, любимая, любовь моя, единственная, не плачь! Я никому не дам тебя в обиду до конца света, ты это знаешь. Я тебя люблю.

— Господи… я так устала…

— И я тоже. Идем. Хватит ругаться. Подними голову. Будь умницей. И бога ради, не подходи больше к Стюарту. Ну, я вижу, ты и сама не собираешься это делать.

Он открыл дверь спальни. Почти всю комнату занимала просторная двуспальная кровать под хлопковым покрывалом с массой мелких цветов.

Мидж подняла глаза, протерла их и сказала сонным голосом:

— Понимаешь, я, наверное, должна встретиться с ним еще раз.

Гарри повернулся.

— О чем ты, черт побери? Зачем? В этом нет никакого смысла. Ты прекрасно знаешь, что мне эта идея отвратительна.

— Но я должна с ним встретиться еще раз. Для меня его мысли невыносимы. Я хочу, чтобы он перестал мучить меня.

— Мидж, не убивай меня такой чепухой. Вспомни, кто он есть.

Мидж зевнула, лицо у нее сморщилось, как у котенка.

Гарри шагнул к ней и легонько подтолкнул вперед.

— Ты устала и немножко спятила. Все было слишком ужасно. Сейчас тебе станет лучше. Я позабочусь о тебе. Иди сюда, иди к Гарри, войди в глубокую воду.

Нотридж-хаус

Ист-Фонсетт

Саффолк

Уважаемый мистер Бэлтрам!

Благодарю Вас за письмо, которое переслал мне банк. Очень жаль, что нас не было на Флад-стрит и мы не могли принять Вас там! Когда наши дети выросли, мы переехали за город. Как Вам, возможно, известно, мы купили дом на Флад-стрит у Вашего отца, с которым в то время был шапочно знаком мой покойный отец, занимавшийся промышленным дизайном. До этого мы жили в Хэмпстеде, но дети всегда хотели жить поближе к реке; я думаю, дети всегда хотят жить поближе к Темзе. Не знаю почему. Я помню, что видела Джесса (если мне позволительно так его называть — мы всегда вспоминаем его немного фамильярно) несколько раз, и он показался мне фигурой очень впечатляющей. После переезда мы два-три раза приглашали его с женой в гости, но они так и не появились. (Может быть, они боялись, что мы разорили дом. Он и вправду стал другим внутри.) Мы купили два его рисунка — довольно странных, но неплохих. Мне очень жаль, что Вы потеряли связь с отцом, это и в самом деле весьма печально. Боюсь, я не могу помочь Вам в этом деле — мы, в сущности, мало знали Джесса и не имели связей с его окружением. Я полагаю, что в «очевидных » местах вы его уже искали — в Королевском колледже, у дилеров. Наверное, у него было несколько любимых пабов, но, боюсь, я мало в этом понимаю! Вы спрашиваете о его друзьях. Я помню, что в этом контексте упоминали только одного человека — художника Макса Пойнта. Мой отец говорил, что в прежние времена тот был особым (если вы меня понимаете) другом Джесса. Отец просил меня не болтать об этом, поскольку в те дни люди предпочитали не выпячивать подобные вещи, но теперь, думаю, это не имеет значения. К тому же он, наверно, уже умер, тот бедняга. Он жил на одной из барж на Темзе, в конце Чейн-уок, и эта баржа называлась «Фортавентура» — забавное название для маленькой баржи, которая всю жизнь простояла на приколе. К сожалению, больше ничем не могу Вам помочь. Если вспомню что-то еще, непременно напишу. Надеюсь, Вы уже нашли вашего отца. Как я уже сказала, нам очень жаль, что мы не встретились с Вами. Один милый американец, заработавший кучу денег на зубной пасте или ка-ком-то другом гигиеническом средстве, купил наш дом. Но Вы, скорее всего, уже знаете об этом. Было бы приятно познакомиться с Вами. Вы, наверное, тоже художник. Жаль, что я не художник, — у тису всех такая счастливая жизнь. Может быть, мы когда-нибудь увидимся. Дайте мне знать, если я могу быть Вам полезна. Муж и дочери присоединяются к моим наилучшим пожеланиям.