Алиса Бяльская - Легкая корона

Уходя, мы увидели, что стеклянную витрину вокруг русалки убрали и вокруг ее постамента стоят ведра с краской. Хеппенинг заключался в том, что теперь все желающие могли принять участие в ее раскрашивании. Русалка перевернулась наконец с живота на спину, демонстрируя всем свои груди и торчащие соски. Автор проекта первым взялся за кисть. Вначале его примеру никто не последовал, все только стояли и смотрели, как он красит ей живот в синий цвет, но потом желающие хлынули потоком, так что кое-кому кистей не хватило. Но они не переживали — обмакивали в краску руки и ими мазали голое тело.

Находиться дома было тяжело. Отец разговаривал со мной сквозь зубы — он злился, что я бросила университет, болтаюсь неизвестно где и занимаюсь неизвестно чем. В прямую конфронтацию со мной он не вступал, зато настраивал против меня маму, которая устраивала мне длиннющие пролечки, неизбежно заканчивающиеся слезами. Времена, когда она смеялась моим прикидам и сама что-нибудь этакое предлагала, когда мы с ней сидели на кухне за чаем, вместе слушали «Аквариум» и «Кино» и болтали о роке, давно прошли. Она постоянно пилила меня за поздние возвращения и принюхивалась, не пахнет ли от меня алкоголем.

Хуже всего было то, что мама позвонила в консультативную службу для родителей трудных подростков. Там предположили, что я употребляю наркотики. С подачи консультантов мать начала рыться в моих вещах. Наркотиков она не нашла, зато обнаружила презервативы, так и валявшиеся на дне рюкзака с тех пор, как Марина мне их торжественно вручила. Воспользоваться ими мне пока не пришлось, потому что Громов в ультимативной форме отказывался их надевать.

— Мой хуй и гандоны — две вещи несовместные, — переиначивая Пушкина, декламировал он. Все-таки сильна в русском человеке любовь к поэзии.

Презервативы подействовали на маму, как красная тряпка на быка. Думаю, найди она и в самом деле шприц с героином, жгут и иглу, это бы ошеломило и разозлило ее гораздо меньше. Презервативы подтвердили самые ее страшные опасения — ее дочь занимается сексом.

— Ведь ты говорила мне, что ты не спишь с ним! — кричала мама, потрясая пачкой презервативов над головой.

— Ну, извини, что я тебя обманывала, — на этот раз я была спокойна, как удав. Меня больше не задевали все эти драмы и восклицания.

— Боже мой, боже мой! Как ты могла? Почему я, идиотка, остановила отца, когда он хотел начистить лицо этому негодяю?

— Мама, ты себя слышишь? «Начистить лицо»? Ты говоришь как Софа.

— Не смей меня так оскорблять, нахалка! Я тебе не позволю превращать меня в клоуна, я сотру эту гадкую улыбочку с твоих губ. И сколько времени это уже продолжается? Он что, смел приходить в наш дом, в то время как… — Мама задохнулась от ужасной мысли.

— По крайней мере, ты можешь не волноваться, — я забрала у нее презервативы, — я не беременна и ничем не больна. В том смысле, что ни сифилиса, ни гонореи у меня нет.

— Откуда ты знаешь?

— Я была у гинеколога. Мне сделали анализы.

— Ты была у гинеколога?!!! — И тут она зарыдала так горько, так безутешно, что мне показалось, будто я присутствую на собственных похоронах. Надо было валить отсюда к чертовой матери. Я пошла к Марине зализывать раны. Мне не надо было ничего ей говорить, она и так все понимала. Марина, в отличие от Пален, не давала мне никаких советов, Громова не поливала и не проклинала, не требовала, чтобы я сказала ему то или это, а просто слушала меня и сопереживала.

— Мама у тебя золотая. Она очень мудрая и любит тебя. У нее пройдет этот период. Ты не смей на нее обижаться.

У Глеба было новое увлечение — видео. Мамаша привезла из Лондона видак, и Глеб каждый день бегал в недавно открывшийся пункт видеопроката за кассетами. Мы поглощали по два фильма за вечер, в основном боевики с Ван Даммом, Сталлоне и Шварценеггером. Но сегодня был особый просмотр, мы решили наконец-то посмотреть порнуху, про которую много слышали, но никогда не видели. Не успели мы еще всмотреться, как неожиданно вернулась с работы мамаша. Про нее почему-то все забыли. Обычно она возвращалась намного позднее, а приходя, часто, не заходя на кухню, где проходили наши посиделки, шла к себе в комнату. Но сейчас она вошла к нам. Глеб, конечно, фильм остановил, и мы терпеливо ждали, когда она нальет себе чай и уйдет. Но она вместо этого села вместе со всеми за стол. Мы переглянулись.

— Ну, включай, Глеб.

— Э-э, — сказал Глеб и беспомощно посмотрел на Марину.