Сняться с огрудка можно было несколькими способами. Хорошо, если удавалось забросить снасть на другую барку или если на помощь приходила «косная» лодка: тогда пострадавшую барку стягивали буксиром. Но чаще бурлакам и сплавщику приходилось справляться своими силами.
Для снятия с мели барка всегда имела «неволи» — две доски, вытесанные из цельных брёвен. Они были около 10 м длиной и 8—10 см толщиной. Прицепленные за один конец к носовому пыжу, они всегда плыли вдоль бортов барки. Несколько бурлаков спрыгивали в воду и ставили неволи поперёк течения как запруды. Давление воды на барку увеличивалось, вода у запруд чуть поднималась, и барка снималась с мели. Но если неволи не помогали, то в воду лезли все. Бурлаки подсовывали под барку большие слеги («чегени» или «чегены») и, действуя ими как рычагами, чуть приподнимали барку, спихивая её на глубокое место.
Порою и это не помогало. Тогда можно было попробовать стащить барку воротом. На берегу вкапывали кол и продевали сквозь него рычаг («аншпуг»). Вращая кол и наматывая на ворот трос, привязанный к барке, барку стягивали с отмели. Но это был запрещённый способ, так как очень велик был травматизм — тросы лопались и увечили бурлаков. Оставался последний способ — «покупка воды». Гонца посылали на ближайший завод или пристань, чтобы там спустили воду из пруда и барка сплыла сама. 1 вершок воды в заводском пруду стоил 1000 рублей.
БОЙЦЫ УЗЕНЬКИЙ И МОСТОВОЙ
Эти бойцы стоят на левом берегу за 10 км до устья речки Илим. Боец Узенький не самостоятельная отдельная скала, а первый утёс гряды бойца Мостового. Высота его около 20 м. Перед ним на повороте русло реки сужается до 30 м, поэтому Узенький считался опасным бойцом и был огорожен заплавнями. На Чусовой у всех скал-бойцов имеется только один «бойцовый» выступ. Гряда Мостового — исключение, поэтому её и «располовинили» на два названия.
Другие утёсы бойца Мостового, кроме последнего, стоят в лесу. Последняя массивная скала имеет пирамидальную форму. На вершине её обнажена ровная плоскость пласта, наклонённая к реке, словно помост. «Мостами» в старину называли не только мосты, но и деревянные тротуары, и мостки у реки (причалы), и сходни с барок, и пол в сенях между зимней и летней клетями в избе, то есть всё, что вымощено, ровно застелено досками. Этот скос пласта и послужил причиной названия. В породах бойца Мостового встречаются окаменелости.
* * *
Аварии на сплаве были практически неизбежны. Можно представить, что по Чусовой с её частыми и крутыми поворотами на полной скорости и плотной, компактной группой несутся 300, 400 или даже 600 современных теплоходов на подводных крыльях типа «Ракеты» или «Метеора». Великое умение требовалось от сплавщика, чтобы провести плохо управляемую барку в таких условиях! Не случайно на Чусовой бытовала поговорка: « Выплывешь на Каму — помянешь тятю да маму».
Из-за опасностей сплава на Урале даже изменился обычай поминовения усопших — не в родительскую субботу, через неделю после Пасхи, как это было на Руси, а в семик, перед Троицей. К семику до чусовских пристаней доходили вести о том, кто погиб на сплаве — кого теперь ещё надо включать в поминальные молитвы.
Главной бедой на сплаве была теснота. Огромная масса барок шла практически сплошной грудой на очень высокой скорости. Барки мешали друг другу, выталкивали друг друга на отмели и на бойцов, ломали друг другу вёсла и лишали управления, врезались друг в друга. Теснота на сплаве давала 40 % аварий. В среднем на сплаве погибала каждая тридцатая барка (3 %). Хотя бывало иначе — гораздо хуже. В 1873 году из 600 барок разбилось 64 (почти 11 %, из них 47 барок разбилось буквально в течение нескольких часов), и ещё 37 барок обмелело (6 %).
Организованным было только начало сплава, а дальше караваны «бежали» как хотели. Закон был один: «каждый сам за себя». Караваны были друг другу конкурентами, и потому взаимовыручки не было никакой, а иногда случалось даже сознательное вредительство.
Чтобы сократить количество катастроф, в стихийно сложившемся сплаве необходимо было навести строгий порядок.
Первая попытка упорядочения сплава была предпринята уральским горным начальником Н. Г. Клеопиным после его сплава 1731 года. Автор книги о Клеопине (2000) Николай Корепанов пишет: «… уже в Екатеринбурге, спустя почти год, Никифор Герасимович представил в Обер-бергамт развёрнутое на многих страницах мнение о том, как впредь надобно снаряжать и вести караваны, и первый пункт посвятил самим коломенкам ». Впрочем, видимо, наставления Клеопина не возымели действия, если и в дальнейшем сплав оставался «битвой в пути».
Читать дальше