Кристин Валла - Туристы

Он проснулся оттого, что у него онемела рука. Рука была прижата к подушке, на ней лежала голова той самой женщины. Он воспринял это как форму наказания. Он еще долго так лежал с онемевшей рукой. Женщина была бледнее, чем казалась накануне вечером. Тушь на веках размазалась. Во сне Шон пытался отползти от нее, и только рука застряла у нее под головой. Он осторожно потянул к себе руку и, перекатившись на другой бок, вылез из постели. Который же это час? Он не имел ни малейшего представления. Шторы были задернуты. Под дверью лежала кучка газет: «Ивнинг Геральд» и «Бай-энд-селл». В глаза бросилась составленная в ряд обувь. Он оделся и ненадолго остановился перед зеркалом. Тяжелый взгляд. Вытянутое лицо. В двадцать девять лет он уже выглядел собственным старшим братом.

Когда он вышел на улицу, было уже светло. Он взглянул на кнопки звонков у двери, но не мог разобраться, в какой квартире осталась спящая женщина. Может, он ее плохо слушал. Шон смачно сплюнул на асфальт и засунул зонт под мышку. Он потрусил по Уэстленд-роу, остановился на Спаре, чтобы купить субботние газеты. Несколько часов ему удалось поспать, и он обнаружил, что ему лучше спится в чужой постели, чем в своей собственной. В квартире у этой женщины чувствовались уют и покой. Она производила гармоничное впечатление. Почти усыпляющее. Но потом он там занервничал. Шагая по улице, он услышал, как запищал телефон. Его пробрал холод. Неужели это она звонит? Разве он дал ей свой номер? Шон не мог вспомнить. Он засунул газеты под мышку и посмотрел сообщение.

Шон.

Я в Дублине до четверга.

Хотелось бы встретиться .

Он так и замер, уставившись на дисплей. Юлианна из Парижа? Та большеротенькая девушка? Шесть лет молчания и вдруг ни с того ни с сего объявиться? Шону захотелось присесть. Он положил газеты на край тротуара, продолжая смотреть на дисплей. Шесть лет молчания были, но главным образом по его собственной вине. Она прислала ему три письма, на которые так и не дождалась ответа. «Письма! – подумал Шон. – Это же само по себе ненормально». С электронной почтой было бы проще, е-мейл и тогда уже существовал, можно было от случая к случаю обмениваться коротенькими сообщениями. Но она-то мечтала не о коротеньких сообщениях, верно? Юлианне требовались, как он понимал, многостраничные поэтические излияния, заверения в преданной любви. А это было не в его стиле. И зачем она хочет с ним встретиться? Почему вдруг именно сейчас? Увидела его, что ли, по телевизору? Вполне возможно. После своего дебюта на телевидении он стал получать самые странные обращения от людей, с которыми не виделся уже десятки лет. Но нет, Юлианна не тот человек, чтобы додуматься до таких вещей. Юлианна всегда была очень искренней. Душевная девушка, настолько душевная, что это даже действует на нервы. В конце концов Шон остановился на другом объяснении, а именно, что память о нем дремала в ее душе без малого шесть лет. «Очень странно! – подумал он. – Даже трогательно». Он еще раз перечитал сообщение, затем написал короткий ответ и отправился домой.

Утром по субботам Шон неизменно заходил в «Гроганс-Касл-Лаунж» на Уильям-стрит-Саут. Паб этот был отнюдь не шикарный, он не напоминал ни театральную ложу, ни эксклюзивный клуб для джентльменов и скорее походил на терминал паромной переправы, где обыкновенные мужики собираются у барной стойки в ожидании парома, который все никак не приходит. Обслуживала посетителей всегда одна и та же барменша с таким макияжем, что ее можно было принять за трансвестита. Шон заказал себе «гиннеса» и устроился в коричневой кабинке. Он развернул «Айриш таймс» и принялся изучать репортаж выходного дня. Каждый раз, как отворялась дверь, он невольно вскидывал голову. Она опаздывала. Стрелки уже подошли к четверти третьего, а она все еще не показывалась. Шон доел свой бутерброд и решил, что ничего страшного. Сегодня суббота, у него свободный день. И завтра тоже выходной. Тут он подумал, что, раз он все равно ничем особенным не занят, можно пойти навестить родителей, можно причалить в тихую заводь не отмеченного блистательной харизмой отчего дома в типовой высотной коробке. И в этот миг она появилась на пороге. Юлианна шесть лет спустя. Ему показалось, что она постройнела. И даже стала выше ростом. В руке у нее был мокрый зонтик; увидев Шона, она улыбнулась.

– Я опоздала, – сказала она. – Прошу прощения!

Юлианна прошла через зал к стойке и взяла себе пива. Ни рукопожатия. Ни объятий. Ничего. Шону показалось, что она изменилась. Волосы подстрижены и едва закрывают уши. По-летнему загорелая кожа. Она уселась перед ним без всякого стеснения, как будто прошел один день, всего несколько часов, с тех пор как они виделись.