Кристин Валла - Туристы

– Мы больше никогда не увидимся!

– Очень даже увидимся! – возразила Юлианна. – Мы можем ездить друг к другу в гости. А в остальное время переписываться.

Гаррет кивнул, но не совсем удовлетворился ответом.

– Скажи, у вас в Норвегии есть театры? – спросил он.

– А почему ты спрашиваешь?

– Надо же мне где-то выступать, когда мы поженимся!

Юлианна рассмеялась:

– Придется мне, наверное, переезжать в Лондон!

Гаррет заулыбался во весь рот и плюхнулся головой на подушку:

– Так ты согласилась бы ради меня переехать в Лондон?

– Думаю, да, – сказала она.

– Я буду тебе часто писать, – сказал Гаррет.

Юлианна сплела свои ноги с его ногами и тоже улыбнулась. Гаррет уже рисовал себе, как это все будет, как они живут в одной квартире в Лондоне, он каждый вечер выступает в «Паласе», а она пишет путеводители. С утра до вечера они занимаются любовью, а «Вэнити фейр» фотографирует их дом, где все сияет красотой и царит сплошная гармония.

Себастьян сидел в церкви Иглесиа-дель-Мусео, одетый в чересчур теплый костюм. Он купил его несколько недель назад в «Харви Никольс», и мамины подружки уже успели высказаться по поводу этого приобретения. Должно быть, видели в каком-нибудь журнале. Себастьян жалел, что костюм оказался из полушерстяной ткани, так как воздух в церкви был душный и парной. Электрические вентиляторы не работали, они были выключены, и вынутые из розеток вилки болтались над мозаичным полом. Себастьян немного ослабил галстук. Иглесиа-дель-Мусео была не очень большая церковь, и не поместившиеся гости остались на площади. Но алтарь был гигантских размеров. Патер едва доставал до престола с водруженной на нем чашей для причастия, которая, как маяк, высилась наверху. Золотая Дева Мария стояла, слегка склонив голову на плечо, над ней реял образ Распятого, измученного и изможденного. Себастьян видел страдание на лике Спасителя. И вдруг ощутил его сам с такой силой, что у него перехватило дыхание. По затылку у него заструился пот.

И тут появился Гонзало, ведущий под руку Нурию. На голове у нее была кружевная фата, из-под которой на лоб высовывались кудряшки. Глаза ее лучились счастьем. «Она же ничего не видит, как слепая!» – подумал Себастьян.

В тот же миг его взгляд выхватил сзади мальчика. Себастьяну почудилось в нем что-то знакомое: эти вихрастые волосы и глубоко посаженные глаза. Со своего места мальчик все время поглядывал на девочку в первом ряду. Ту самую девчонку, которую вырвало на его ботинки. Одну из Бие. В памяти медленно приотворился закрытый ящик, и Себастьян увидел себя с этим мальчиком в патио дома на калье Альгондига. Курильщик Гаррет! Гаррет, который рассказывал о Лондоне! Себастьян чуть было не захохотал в голос, когда магнитофон выключился и свадебный марш оборвался на неожиданной ноте. Заговорил священник, и Себастьян с улыбкой откинулся на спинку. Всю церемонию он время от времени посматривал на Гаррета и Юлианну, ловя взгляды, которыми они обменивались через ряды сидящих в церкви.

В этот вечер Гаррет вышел на эстраду, чтобы спеть перед ста пятьюдесятью слушателями, собравшимися под тентом. Он стоял совершенно один, в пиджаке, который более или менее сходился на нем, зато брюки оказались ему длинноваты. На него был направлен одинокий луч света. Гаррет оглядел публику, сидевшую за круглыми столиками; гости цедили вино и подбирали с тарелок остатки пиршества. В глазах светилось ожидание. Они ждут. Ждут его. Этот момент выступления Гаррет любил больше всего. Не самое исполнение, а предваряющую его тишину, ощущение власти, которое в нем таилось. У Гаррета не было аккомпаниатора – только он сам и его голос. И едва он запел, все поняли, что Гаррету никто больше не нужен. Его голос взвился в воздух и полетел легкокрылой бабочкой, слушатели положили ложки, затушили свои окурки и отставили рюмки. Высокий голос Гаррета почесывал им спину, щекотал пятки, поглаживал горло. Он пел etwas bewegt, [5] как гласило указание вверху нотного листа, – немецкие слова, непонятные ни для кого из присутствующих, включая и самого Гаррета. И, несмотря на это, его пение настраивало их на серьезный лад, наводило на добрые мысли, и когда отзвучала последняя нота, гости сначала сидели как зачарованные. Затем тишина взорвалась аплодисментами. Гаррет кланялся и улыбался, а овации все усиливались.

Когда все кончилось, Себастьян сидел в молчании. Проследив взглядом за Гарретом, он увидел, как Юлианна его обняла, прежде чем, дернув за рукав, усадить рядом с собой. Слушатели потянулись к нему, чтобы выразить свое восхищение. Себастьян переждал немного, прежде чем подойти. Засунув руки в карманы пиджака, он двинулся к столику, за которым сидели Гаррет и Юлианна.