Иосиф Гольман - Вера, Надежда, Виктория

– Потому что не местные. Потому что краденым не торгуют. Потому что больше никаких преступлений в городе не совершат.

– А дальше что?

– Дальше Синегорову будет не до тебя и не до твоей жены. Нам нужно продержаться два-три месяца. Думаешь, только ты его ненавидишь? И эти записи будут лишь одним из камешков на его политическом надгробье.

Леон надолго задумался.

– Ладно, – наконец сказал он. – Только я его потом все равно достану.

– Не раньше, чем он покинет государственную должность, – охладил Леона Ефим. – А то получится, как говаривал Солженицын, бодание теленка с дубом.

– Я подожду, – согласился Леон.

После чего собеседники скрепили договор крепким рукопожатием и договорились о каналах связи.

Ефим вышел из кафе со смешанным чувством. Его-то собственное рыльце – насчет чужих жен – тоже было в пушку. Но долго сердиться на самого себя профессор не умел и, поразмышляв, отпустил себе грехи. Он-то ведь никого не заставлял страдать.

Или все-таки заставлял?

Затем ему понадобилась кругловская машина, потому что ехать пришлось без малого семьдесят километров, да еще прихватив с собой стройного молодого человека с серыми умными глазами. Человек этот только что приехал на поезде, привез привет от полковника, который таки стал позавчера генералом. И еще привез чемоданчик хитрых технических приспособлений.

Ефим завтра уедет, а он останется. И в отличие от Ефима, новоиспеченного генерала интересует не секс-компромат на верхушку областного правительства, а темы их неофициальных ресторанных совещаний.

За семьдесят километров, в ничем не примечательном поселке, произошла встреча с двумя другими мужчинами с не столь умными глазами. Но и задачи у них попроще: вырвать замок, дать в глаз Леону и связать его. Ничего не взять из ограбленного заведения и свалить. Получив за работу много больше, чем получили бы от барыг за сбыт ворованного. Эти парни уже были не от генерала и вообще не от ментов. Их выделил Ефиму Аркадьевичу Круглов. И, похоже, они отнеслись к просьбе Круглова с большим пиететом.

Так что вроде бы все пока складывалось.

Береславский даже успел вернуться в город, когда спектакль в театре еще не закончился. И мило побеседовал с брошенными им дамами.

А вот сегодня с утра сразу начались страсти.

Но если вчера Ефим Аркадьевич был тайным резидентом антигубернаторского заговора, то сегодня он собирался стать публичной личностью и познакомиться с оппонентами воочию.

Правда, слегка опасаясь этого знакомства. Уж слишком нехорошая репутация была у его визави. И слишком большие бабки стояли на чужом кону.

Поезд был синий снаружи и светло-коричневый внутри. И очень быстрый. Через пять часов полуполета нам было обещано прибытие в столицу.

А еще – очень удобный. Самолетные кресла – можно и сидеть, и почти лежать. По проходу все время что-нибудь разносят: то газеты, то книги, то еду. Но мне больше всего хотелось просто сидеть и смотреть в окно. В такое огроменное окно видно, конечно, несравнимо больше, чем в автомобильное.

Однако в автопутешествии есть своя прелесть. Наверное, меня Ефим Аркадьевич заразил – он объездил за рулем если не весь мир, то его половину точно. Мой препод абсолютно верно определил главное преимущество автотуриста – полную свободу. Хочешь – едешь быстро. Хочешь – медленно. Или вообще остановишься и разглядываешь пейзаж. Встретил прикольное название деревеньки – свернул и рассмотрел в деталях.

Вон мы сейчас пронеслись мимо симпатичного замерзшего и заснеженного озера, эффектно обрамленного бело-зелеными елями. Я бы тут на часок задержалась, пофоткала, по бережку походила. Больше и не надо, но час я бы провела здесь с большим удовольствием. Ан нет. На все туристские радости наш экспресс отвел мне максимум секунд двадцать. И умчался прочь.

Я смотрю на соседнее кресло.

Бабуля, деликатно уступив мне местечко у окна, не стала терять времени даром и благородно задремала. Благородно – это значит спинка все равно прямая, лицо спокойное и никаких неинтеллигентных звуков типа сопения или, не дай бог, храпа. Да, Бабуля – это мой наглядный пример для подражания. Точнее, мой ненаглядный пример. Только бы жила она у нас подольше: как вспомню про ее восемьдесят три – сосет под ложечкой.

…Время в пути прошло незаметно, и вскоре нас встретила суета столичного вокзала. Шурик, мамин водитель, уже ждал на перроне, как всегда вертя на пальце автомобильные ключи. Привычка у него такая. Раз пять уже брелок ломал. Но все равно вертит.