Иосиф Гольман - Вера, Надежда, Виктория

– У нас в стране от тюрьмы да от сумы… – усмехнулась Малиновская. – Могла бы – сама какой-нибудь выгодный бизнес замутила. Даже если бы потом пару лет пришлось отсидеть. Лишь бы Маргаритке было хорошо.

– У меня вот парой лет не обошлось, – усмехнулся Круглов. И впервые за последние минуты выпустил женщину из своих рук.

– А сколько же? – даже испуганно спросила Лена.

– Восемь лет, восемь месяцев и семнадцать дней, – тихо отчеканил Николай.

– Совсем сдурела наша власть, – поразилась Лена. – Убийцам столько не дают!

– А мне вот дали.

В ее голове словно точечка какая-то жгучая появилась.

– Тебе дали… за убийство? – спросила она.

– Двойное, – ответил Круглов. – По приговору – четырнадцать лет строгого режима. Вышел по УДО. Ты уже не хочешь со мной дружить?

– Н-не знаю, – сказала Лена. Убить человека, отнять жизнь – это было за гранью действительности, в которой жила она. – Ты ведь это сделал не из-за денег? – с надеждой спросила она.

– Из-за денег я бы не стрелял, – спокойно согласился Круглов. – Хотя началось все именно с денег.

– А знаешь, – после раздумья, очень долгого, как показалось Круглову, раздумья, сказала Лена. – Не верю я, что ты подлец. Не верю – и всё. Не сходится в моей голове. И душой не чувствую. Так что больше эту тему не обсуждаем.

И теперь уже сама обняла Круглова. Он благодарно и нежно обнял ее в ответ. Она легла на спину и в первый раз поцеловала его в губы.

Им хорошо.

Он точно не подлец. Даже если убил.

А дальше – будь что будет.

За окном «Ягуара» весь первый день нашего путешествия мелькали деревья с наклоненными книзу – чуть не до земли – ветвями. Зрелище столь же красивое, сколь и противоестественное – очень часто древесина не выдерживала и ломалась: мы дважды объезжали упавшие прямо на дорогу стволы, а обломанные толстенные ветки даже не считали.

Всему причина – редкое атмосферное явление, ледяной дождь. Он и в Москве был не в радость, обвисая килограммами и тоннами замерзшей воды на деревьях, рекламных щитах и проводах. Но в городе все ремонты делаются быстрее. К тому же отсутствие света в городской квартире, как правило, не влечет за собой последующего холода. А в загородном доме – влечет. Вон мой Бориска уже третий день сидит на даче, борется за тепло. Газовые котлы нынче управляются электроникой, и когда рвутся электропровода, то дома коченеют, как люди. Только у замерзшего человека – если, конечно, мерзнуть не слишком долго – вены и артерии не лопаются. А в загородном доме лопнуть может почти все: трубы, батареи, сантехника и даже сами котлы. Точнее, их водяные контуры.

Мне это абсолютно понятно, в отличие от большинства девчонок с нашего курса. Их папы тоже спасают свои дачи, они папам искренне сочувствуют, но мысли про двухконтурное теплоснабжение в их головах не застревают.

И я даже не знаю, что лучше: быть блондинкой с мозгами несостоявшегося физтеховца или блондинкой с мозгами блондинки. Боюсь, что второй вариант в нашем социуме все-таки предпочтительней.

А Бориска мой – умница. Потому что три дня он спасает и нашу дачу, мотаясь по Подмосковью на своей старенькой «Нексии». Конечно, денег на наш бензогенератор мамуля ему выдала, но все остальное Бориска делал сам: устанавливал резервное питание, запускал агрегат, перезапускал котлы, а теперь летает с востока на запад и обратно между дачами, потому что бензина в генераторе хватает ровно на десять часов работы.

Умница Бориска. Мой железный, непробиваемый тыл. Без него хана нашей любимой дачке настала бы почти сразу: я уехала с Береславским и Бабулей на славную войнушку, а мамочка не в состоянии отойти от своего офиса. Несмотря на эффективную помощь друзей моего препода в отражении первого наезда, у мамули дел по горло – и по прочим заказам, и по этому, главному, из-за которого весь сыр-бор и разгорелся.

И все же сейчас мне уже не так страшно, как несколько недель назад. Береславский, правда, говорит, что оптимизм – обычное следствие неинформированности. Однако уголовное дело на мамулю прикрыли, а это – вместе с ее несоветской упертостью – пугало меня больше всего.

К тому же я ужасно довольна, что напросилась в поездку.

Стыдно признаться, но всеобщее стихийное бедствие ужасно радует глаз. На каждой ветке, на каждом сучке – толстый слой совершенно прозрачного льда. А уж на нем – разной толщины слои снега. Если смотреть против солнца – то как в несуществующем вселенском музее хрусталя. Бездонном, безбрежном и с восхитительным синим фоном сверху.