Вардван Варжапетян - Пазл-мазл. Записки гроссмейстера

Женщины хотели вышить могендовид болгарским крестом, как петухов на рушнике, но Шломо Шабельник отнял у них флаг: «Вам только пуговицы к кальсонам пришивать, а тут нужен закройщик из Лодзи».

Почему не из Парижа? Но этому Шабельнику лишь бы ляпнуть. Злой был человек. Зато хорошо знал французский: в Первую мировую служил в русском экспедиционном корпусе каптенармусом, и у нас был в таком же звании – заведовал складом кальсон, рубах, портянок, а жена его – верховодила кладовкой для женщин. Точно не знаю, но, кажется, у нее одной был лифчик. Когда она развешивала его после стирки, женщины специально ходили на женскую вещь смотреть. А когда ночью его украли... На ночь она, конечно, уносила лифчик в землянку. Только у них была собственная землянка на одну семью: Шабельник, жена, две дочери, да у каждой – по две своих доченьки. Единственная целая семья, вся живая. Зятья воевали на фронте, оба в морской пехоте – жена Шабельника всем показывала фотографию двух веселых евреев в тельняшках и бескозырках. Письмо они успели получить 1 июля 1941-го, а 2-го Борисов заняли немцы.

Ох, она и голосила, когда лишилась лифчика! Ходила к Ихлу-Михлу, чтоб обыскали всех женщин. К ребе Наумчику, чтоб он наслал проклятья на бессовестную воровку. И смех и грех. Короче говоря, у каждого свое знамя.

Шабельник и стал закройщиком нашего знамени, хотя портных у нас были десятки. Куличник хранил знамя в штабном блиндаже, гвоздями прибил к бревенчатой стене. А когда прятались по болотам, знамя держал при себе, никому не доверял, даже стирать не велел.

Все мы тогда были жадные до еды, всем хотелось есть. Но все-таки стыдились смотреть в рот жующему. А Шабельник уставится трахомными зенками – и стоит. Или свернешь самокрутку, а он носом своим так дым твой себя в ноздри заглатывает. И своровать мог. Били его, судили. А прогнать куда? В каптерке-то у него ни одной портянки не пропало. Крал только курево и съедобное.

До войны я не раз бывал в Борисове. Это Минская область, райцентр. Синагог там было что-то очень много. Оттуда был реб Шмуэл Александров, бобруйский раввин, чуть не оторвавший мне ухо. А дядя Соломон почему-то считал его гением.

А вот маршал Удино сделал там гениальный ход, когда французы отступали из России. Под Борисовом французы оказались в окружении, Наполеону грозил плен. Что делать?

Удино зовет к себе десять самых уважаемых борисовских евреев на совет: где самый удобный брод через Березину южнее Борисова? Ему указывают. Маршал отпускает семерых, веля соблюдать строжайшую тайну, а троих евреев оставляет при себе как проводников или заложников, точно не знаю.

Что делают семеро смелых наших? Из себя выбирают троих, чтоб скорей известить адмирала Чичагова, командующего русской армией, о месте, где французы будут форсировать Березину.

Чичагов спешно перебрасывает армию на юг. А Наполеон переправляется севернее Борисова и благополучно выбирается из окружения.

Удино прекрасно понимал: хочешь, чтоб о твоей тайне узнал противник, доверь ее евреям. Конечно, адмирал приказал повесить гонцов: Мойше Энгельгарда, Лейбу Бенинсона и Боруха Гумпера. А Игумкера, еврейского Сусанина, расстреляли французы – он отказался быть им проводником, это еще когда они только наступали на Россию.

Зачем все эти фамилии? Не знаю зачем. А чтоб уж окончательно сбить с толку того, кто прочтет мою писанину, приведу еще показатели: в 1897 году по переписи в Борисове насчитывалось 7 722 еврея (из общего населения 15 063), из них 2 200 портных. Как хотите, но такую цифру нельзя не привести.

Шить и кроить – самое еврейское дело. И, замечу, самое мирное. Но и между мастерами иголки и нитки случаются потасовки, даже настоящие войны. Как в Праге между портняжками – чехами и евреями. Конкуренция! Спрос – предложение, качество, стоимость. Но в ход пошли доносы. В 1745 г. евреев изгнали из Праги. И что их завистники получили? Одни убытки. Разбрелись наши по всей Чехии и Моравии, стали обшивать местных жителей прямо у них, можно сказать, на дому, и те перестали ездить в Прагу. Зачем? Придет еврейчик, перешьет жилетку из брюк, пошьет что надо жене и детям да еще заберет старье.

Был такой Авраам Мандель из Протеева, торговал поношенным, перекраивал мундиры в цивильное платье. Его сын Моше открыл свой магазин. А внук Меер построил первую в Европе швейную фабрику и обшивал всю турецкую армию и еще несколько армий поменьше. В Протееве и сейчас фаб рика пошива одежды. Не удивлюсь, если фамилия ее владельца – Мандель.