Эдгар Вулгаков - Течение времени

После смерти Сталина времена менялись с калейдоскопической быстротой. Раньше вызов на партийную комиссию мог означать многое – и ковыряние в анкетных данных, как первый этап подготовки к исключению из партии, и исключение из партии, после чего следовало увольнение с работы, а затем и арест, или еще бог знает что. А может быть, их интересуют детали получения «строгача» в комсомоле? В анкете все написано… Алеша с удивлением посмотрел на Разуваева:

– В чем дело, Николай Николаевич? Почему вдруг партийная комиссия?

– Знаете, Алексей Петрович, умных не так много, как хотелось бы. Больше дураков, карьеристов, и «писателей». Все пишут и пишут, наушничают, даже после смерти Сталина. Это надолго в людях останется. Вот написали на вас, что молодежь разлагаете, фашистскую музыку ставите. Это Вагнера, значит. Партийной комиссии по этому вопросу не будет, я отменил. А в инстанциях дело завести на вас могут, и нервы могут подергать ни за что. Дураков надо бить их же оружием. Где-то услышал писака, что фашистские съезды в Нюрнберге проходили под марши Вагнера, под его оперы, и решил, что Вагнер – идеолог фашизма и слушать его нельзя. Написал. Пришили бумажку. Вот мы и будем бить его с помощью музыки Вагнера. Портрет этого композитора висит в Большом зале консерватории, в Москве, студенты изучают и исполняют его музыку. А то, что фашисты свою идеологию подкрепляли музыкой Вагнера, он-то в этом не виноват – умер за полвека до прихода фашистов к власти, хотя, признаться, и был шовинистом. Но его личный характер и взгляды нас не интересуют. Для нас он остался великим композитором, так. Раз уж пошли слухи, Алексей Петрович, подготовьте лекцию о Вагнере и о том, как его музыку использовали фашисты на своих съездах, и продемонстрируйте русскую симфоническую музыку. А? Сумеете? Я скажу, чтобы подобрали хорошую аппаратуру и пластинки, литературу о Вагнере и русских композиторах.

– Попробую, музыку я люблю, но у меня нет музыкального образования, как бы не получилось по-дилетантски.

– Вот что, кандидат в партию, это вам партийное задание. У нас пока нет даже музыкальной школы. Вы почти пионером станете в этом деле. Давайте через месяц, готовьтесь, я открою.

Так и ездил Алеша из Москвы на работу, с работы – в Москву и в ненастье, и в мороз.

В тот день было довольно холодно. Поезд опаздывал. Подняв воротник полупальто, опустив уши шапки и надев меховые варежки, Алеша, ждал на платформе уже пятнадцать минут. «Всего-то четыре-пять километров от райцентра, вторая остановка, а опаздывает. Да, здесь не Швейцария, где часы сверяют по движению поездов. Может быть, преувеличивают, нам это не проверить, – размышлял он. – Вот и появился, наконец-то!»

В вагоне как подкошенный рухнул на свое место, бегло, по инерции, без интереса, бросив взгляд на пассажиров. Все вроде местные, игроков в карты и особенно шумных, в домино, нет. Они уезжают по домам часа на три раньше. Это ему приходится задерживаться по разным рутинным делам с нарядами и на бестолковых собраниях и совещаниях. Он был рад, что уже на пути к дому, что день кончился, и слава Богу! И, уже отключаясь от всех проблем, от дневной суеты, через мгновение он проваливался в глубокий сон без сновидений, удаляясь от окружающего мира. Для него уже ничего не существовало, на время он был отрешен от текущей жизни. И казалось, только выстрелом из пушки можно было разбудить Алешу.

– Алеша, извини, что не даю поспать. Алеша, я все время наблюдаю за тобой и сейчас решилась разбудить. Это я, Наташа. Тут и обстановка подходящая, скамейки пустые, никто не мешает поговорить. Алеша, проснись, ты спишь уже час.

Тогда Наташа села рядом с ним и слегка потрясла его за руку, а потом, встав, посильнее – за плечи. Он что-то со сна пробурчал и уставился на Наташу, не вполне осознавая происходящее, но не более минуты.

– Наташка, это ты?… «как мимолетное виденье, как гений чистой красоты».

Перед ним стояла Наташа! Или нет – Афродита, Юнона, Елена прекрасная, возбужденная от принятого решения, от встречи.

– Дай мне посмотреть на тебя, Наташа. Ты очень хороша! И это пальто, отороченное мехом, переходящим в стоячий воротничок. Какие детали замечаю, а?… Ну, а о фигурке можно говорить только в превосходной степени, а зеленые глаза, ротик, носик, щечки… «Дианы грудь, ланиты Флоры…» Чувствуешь, в каком я восторге от своей родственницы, еще даже толком не проснувшись. Здравствуй, дорогая, милая Наташенька! Вот ведь трепач, сколько всего наговорил за минуту. Сколько мы с тобой не виделись? Уже полгода, да? Садись напротив, так удобнее. Какими судьбами тебя занесло на наши «нивы»?