Ромен Гари - Цвета дня

— Мисс Мур поднялась в ваши апартаменты, месье Боше, — сказал консьерж. — Я подумал, что поступаю правильно.

— Одна?

— С ней еще одна юная особа, месье.

— Потому что нас двое, вы понимаете.

— Понимаю, месье Боше.

Но если Вилли ожидал увидеть во взгляде консьержа некое почтение, то нашел там лишь беспристрастие старого пастуха. Вообще-то люди для него не упрощали вещей. На какие-то секунды перед ним предстала тошнотворная картина мира, превращенного в зеленые пастбища, в котором маленький Вилли по-прежнему ходил в школу, а Сопрано пришпиливал бумажные крылья к пухлым попкам двух розовых ангелочков — его собственного и Бебдерна.

Все слишком чисто, подавленно бурчал Бебдерн. Он испытывал безграничную тоску по дерьму, как будто уже давно ничего не ел. Но он уже так давно мечтает о том, чтобы примкнуть к реальному и таким образом отделаться от некоторого числа невозможных желаний, назовите это, если угодно, братством, терпимостью и чувствительностью, что он даже уже не удивлялся. Консьерж поместил их в лифт со всей осторожностью, которой, как ему казалось, заслуживала их явная хрупкость. Четверть часа они циркулировали между первым и восьмым этажом. Вилли все время пытался подняться, а Бебдерн спуститься. Вилли упорствовал в желании возвыситься над крышей, а Бебдерн опуститься ниже земли, но результат был один: это доказывало, что оба они находились в одном состоянии. В конце концов консьержу удалось остановить их на лету и доставить в номер.

* * *

Они застали малышку Мур в постели за чтением журнала «Вог»; тут же была и юная блондиночка, которая нервно курила и которой мать, должно быть, одолжила по такому случаю свое вечернее платье. Вилли подошел к малышке Мур и поцеловал ее в лоб.

— Папа рад видеть своего голубочка, — объявил он. — Представь меня своей подруге.

— Очень приятно, — сказала блондинка с сильным местным акцентом.

От всего этого исходила такая невинность, что Бебдерн едва не расплакался. Что касается Вилли, то он с серьезным видом раздевался, стоя посреди гостиной. Ему всегда шло электрическое освещение. На его смазливом личике курчавого мальчугана читалось сладкое предвкушение лакомства, какое обычно появлялось у него при виде конфет. Наверное, он был красивым ребенком с длинными мягкими локонами, подумал Бебдерн. Удивительно, в кого только не превращаются дети. Внезапно Бебдерну было видение, которое сродни delirium tremens: ему показалось, что в комнате одни дети. Они заняты тем, что произносят нараспев что-то вроде ам страм грам и кладут в бутылку мух, муравьев, ногти, заливая это чернилами, в твердой уверенности, вероятно, что занимаются магией. Ни разу в жизни он не был свидетелем сцены столь смиренно трогательной, почти пронзительной, из-за желания вырвать у самой пошлой из реальностей признание в волшебстве. Айрис подняла к Вилли улыбающееся и абсолютно чистое лицо — а что еще может предложить человеческое лицо? Казалось, она играет в куклы и поэтому приняла подобающий случаю вид. Что до другой, то та, несмотря на все маменькины советы, явно была огорошена происходящим, чтобы хоть как-то отреагировать; в довершение всех бед она была очень светленькая и кудрявая, и перед Вилли снова возникло тошнотворное видение с зелеными пастбищами и бесчисленными разгуливающими по нему барашками, и он даже начал их считать, чтобы хоть как-то развлечься. Бебдерн какое-то время смотрел на этот Kindergarten , [23] Детский сад (нем.). затем прыгнул в сторону и укрылся за креслом.

— Нет, нет, не я, — завопил он фальцетом. — Не прикасайтесь ко мне!

Вилли удивленно взглянул в его сторону:

— Никто вас и не приглашает. Держитесь спокойно.

— У вас не получится, — провозгласил Бебдерн торжественно. — У Гитлера не получилось. Ни у одной полиции ни разу не получилось. Ни у Чингисхана, ни у инквизиции, ни у лагерей с принудительными работами ни разу не получилось. Оно остается чистым! Оно остается чистым! Его нельзя запачкать! Оно остается чистым это челове. лиц. чистым, хотя и непроизносимым!

— Надо же, взгляните-ка на это, — сказал Вилли. — Вы такое видели?

— Люди на земле — как сильный взмах крыльев. В этот миг я слушаю шум, который производят ваши крылья, Вилли, вот и все. Это тяжелый и плененный шум, но в этом-то и состоит его благородство.

У блондиночки было настолько простодушное и идиотское выражение лица, что она одна могла провалить все дело. Было ясно, что она впервые сталкивается с интеллектуалами — идеалистами. В какой-то миг Бебдерн заметил, как рука малышки Мур нежно гладит затылок Вилли.