Тахар Бенджеллун - Священная ночь

Даже не пытаясь высвободиться из объятий незнакомца, я отдалась на волю ночи и заснула глубоким сном. Меня разбудил холодный утренний ветерок. Я была совсем нагая. Мужчина исчез. Я не испытывала ни горечи, ни разочарования. Так, значит, это и есть любовь? Кинжал, ласкающий спину под покровом тьмы? Неистовая сила, с заклятьями и молитвами набрасывающаяся на вас сзади, словно на случайную добычу?

Я задавалась такими вопросами, но, по правде говоря, вовсе не собиралась искать на них ответы. И даже не могу сказать сегодня, доставила ли мне эта встреча удовольствие или вызвала отвращение. Я читала книги, в которых говорилось о любви, но не о плотской. Виной тому, верно, была стыдливость, а может, притворство. Слияние двух тел оставило у меня во рту привкус песка, потому что несколько раз я хватала зубами землю. Должно быть, у любви такой же точно вкус и запах. Не могу, однако, сказать, что мне это было неприятно.

На пальцах моих рук и на ногах осталась кровь, но я не чувствовала себя ни грязной, ни оскверненной. Мне казалось, я была просто подарена кустарнику и земле. Я оделась и пошла своей дорогой. Но что-то непрерывно отдавалось у меня в ушах. Что-то похожее на удары молота по кирпичу или мрамору — таким мне запомнилось биение сердца мужчины.

Итак, первый мой мужчина не имел лица. Я не вынесла бы его расспросов. И если бы он не исчез вместе с ночью, я сама убежала бы.

В тот день я никого не встретила на своем пути. Меня не покидало ощущение, что все люди, с которыми мне суждено повстречаться, явятся сзади. Сущее наваждение. Вечером я пришла в город, где мне предстояло пережить волнующую историю. Городишко был маленький. Когда я вступила в его пределы, сердце у меня сжалось. Скверный знак. Я отправилась на поиски хаммама, хотела помыться и заночевать там. Было уже поздно. Сторожиха, принимавшая плату, бросила на меня уничтожающий взгляд.

— Поздненько мы надумали отмываться от мужских плевков! — заметила она. И так как я ничего не ответила ей, продолжала:

— Я скоро закрываю, но там еще полощутся две или три кумушки. Ступай, да только поживее…

Я заторопилась. Она проводила меня взглядом. В глубине зала, рядом с краном горячей воды я увидела двух изможденных женщин. Их можно было принять за сестер по несчастью. Каждая занимала свой угол и машинально лила себе на голову ковши воды. Свою территорию они обозначили ведрами с водой. Я поняла, что не следует им мешать. Время от времени они поднимались, становились друг к другу спиной, терли себе руки, потом снова расходились по своим углам. Я торопливо мылась и как раз нагнулась, когда одна из них встала передо мной и властно заявила:

— Давай намылю!

Я не подняла глаз. Ее костлявые колени оказались на уровне моего лица.

— Спасибо, не надо! — молвила я.

— Говорю, давай намылю.

Другая тем временем стала у выхода, загородив его ведрами.

Это предложение наверняка таило какую-нибудь пакость. Но пришлось уступить грозному натиску. Я сказала, что наберу воды. Наполнив ведро кипятком, я выплеснула его на женщин, а сама проворно отскочила. К счастью, я не поскользнулась и, совершенно голая, в мгновение ока очутилась перед сторожихой.

— Да ты с ума сошла! — закричала та. — Простудишься!

— Нет! Я едва успела вывернуться! Их там двое…

— Что ты такое болтаешь? Никого больше нет… Когда ты вошла, трое последних как раз выходили, разве ты их не видела? Смеяться надо мной вздумала?..

Помертвев от страха, я все еще дрожала; задумавшись, она спросила, сколько их было.

— Их было двое, тощие как жердочки и похожие друг на друга как две капли воды. Они все хотели намылить меня!

— Это тебе померещилось. Ты так устала, что тебе привиделся сам сатана с женой!

Она уже не на шутку испугалась. Сторожиха, которая сначала показалась мне злой, стала вдруг на редкость любезной, хотя тон ее по-прежнему оставался властным.

— Где ты собираешься ночевать?

— Я хотела спросить тебя, не могу ли я остаться здесь…

— И не думай об этом. Здесь не слишком-то удобно, к тому же ночью эти два джинна опять могут явиться, и тогда уж тебе несдобровать. Такой хорошенькой не следует спать где попало. Пойдешь со мной. Живу я скромно, да зато хорошо. У меня есть брат. Он моложе меня.

Чтобы добраться до ее дома, нам пришлось пересечь несколько улочек, наслоившихся, словно чешуйки, одна на другую по воле случая или злому умыслу строителя. Мы прошли по улице, которую называли «улицей на одного»: она была такой узенькой, что по ней мог пройти только один человек. Говорят, прежде влюбленные назначали тут друг другу свидания. Они шли с разных концов и, дойдя до середины улицы, не уступали дорогу, находя в этой игре возможность коснуться друг друга. Женщина в джеллабе с закрытым лицом прикрывала одной рукой низ живота, а другой — грудь. Поравнявшись с ней, мужчина останавливался на мгновение, чтобы ощутить на своем лице дыхание любимой. «Улица на одного» была в ту пору местом тайных встреч, поцелуев и ласк украдкой, местом, где любящие, словно ненароком, касались друг друга, торопясь поймать встречный взгляд. Тем временем из-за жалюзи другие следили украдкой за этими встречами.