Мишель Турнье - Каспар, Мельхиор и Бальтазар

Третий Храм Израиля, самый большой из всех и самый прекрасный, должен увенчать мою жизнь. Ценой огромных жертв создал я творение, которое было не по плечу ни одному из моих предшественников-асмонеев. Я был вправе ожидать от моего народа, и в особенности от фарисеев и священников, безграничной благодарности. На фронтоне главного входа в Храм я приказал водрузить парящего орла с распростертыми крыльями — золотого орла, размах крыльев которого достигал шести локтей. Почему я выбрал эту эмблему? Да потому, что в двух десятках строф Священного Писания о нем говорится как о символе могущества, великодушия и верности. И еще потому, что это эмблема Рима. Таким образом золотой орел прославлял два столпа цивилизации — библейскую традицию и величие Рима, а потомки должны будут признать, что вся моя политика была направлена на то, чтобы их сблизить. Так что простить преступление, связанное с этим делом, было невозможно. Болезнь и муки мои в ту пору достигли высшей точки. И лекаря отправили меня в Иерихон принимать теплые сернистые ванны. В один прекрасный день по Иерусалиму распространились вдруг неизвестно откуда взявшиеся слухи о моей смерти. И тут же двое фарисейских ученых, Иуда и Маттафия, собрав своих учеников, объяснили им, что необходимо сокрушить эмблему, которая нарушает вторую заповедь, воплощает образ греческого Зевса и символизирует римское присутствие. Средь бела дня, когда на паперти язычников кишит народ, молодые люди вскарабкались на крышу Храма, с помощью веревок добрались до фронтона и топором изрубили на куски золотого орла. Горе им, ибо Ирод Великий не умер — отнюдь! Стражи Храма и солдаты бросились к осквернителям. Арестовали и их, и тех, кто их подстрекнул. Всего человек сорок. Я повелел доставить их в Иерихон для допроса. Суд происходил в большом городском театре. Я присутствовал на нем, лежа на носилках. Судьи вынесли приговор: двое ученых мужей прилюдно сожжены, осквернители обезглавлены.

Вот, Бальтазар, как должен защищать шедевры царь, любящий искусство.

Что до тебя, Каспар, то я куда больше тебя знаю о твоей Бильтине и о ее дружке-мошеннике. Всякий раз, когда ты обнимал свою белокурую красавицу, один из моих соглядатаев прятался за занавеской или под царским ложем в твоей опочивальне и наутро посылал мне обо всем полный отчет. Твоя доверчивость еще более преступна, если это возможно, чем снисходительность Бальтазара. Как! Рабыня обманывает тебя, унижает, выставляет на всеобщее посмешище — и ты щадишь ее жизнь! Ты любишь ее белоснежную кожу, говоришь ты? Что ж, тебе следовало ее сохранить! Я пошлю тебе мастеров, которые искусно сдирают кожу с узников, наматывая ее на ореховые палочки!

А ты, Мельхиор, — какой же ты простак, если воображаешь, что можешь явиться в мою столицу, проникнуть в мой дворец и даже оказаться за моим столом под чужим именем. Ты что же, решил, что ты в караван-сарае? Знай же, ни одна подробность твоего бегства из Пальмиры вдвоем с наставником не ускользнула от моих шпионов, мне известен каждый этап вашего пути и даже каждое слово, каким вы обменялись со встречными путешественниками: все они у меня на жалованье. От моей доброй воли зависело предупредить тебя о перевороте, который готовил твой дядя Атмар на другое утро после смерти твоего царствующего отца. Я тебя не предупредил. Почему? Потому что законы морали и справедливости неприложимы к власти. Кто знает, а вдруг твой дядя — я согласен, в глазах обывателя он предатель и убийца, — так вот, вдруг твой дядя будет лучшим государем, более полезным для своего народа и, главное, лучшим союзником царя Ирода, чем ты? Он хотел погубить тебя? Он был прав. Он не должен терпеть, чтобы за пределами его страны существовал законный наследник трона, на котором сидит он сам. Скажу тебе откровенно, он разочаровал меня, допустив изначально ошибку и дав тебе уйти. Ладно! Я принял решение не вмешиваться в это дело и не стану вмешиваться. Можешь ходить и ездить по Иудее — официально я признаю в тебе Нарцисса из свиты царя Бальтазара. Но вообще-то ты, потерявший трон и жаждущий его вернуть, раскрой пошире глаза, навостри уши. И, глядя на меня, усвой жестокий закон власти. В чем состоит этот закон? Как его сформулировать? Возьмем, к примеру, возможность, о которой я только что упомянул: предположим, я предупредил вас, тебя и твоего отца, царя Теодена, что принц Атмар подготовил все, чтобы убить тебя, как только царь умрет. Может, это правда, а может, я солгал. Проверить мои слова невозможно, понял — невозможно. Это роскошь, которую вы с отцом позволить себе не можете. Надо действовать, и притом не откладывая. Но как? Нанеся удар первыми. Подослав убийц к Атмару. Таков закон власти — при малейшем подозрении наносить удар первым. Я всегда неукоснительно придерживался этого закона. Закон этот жесток, он создал вокруг меня зловещую пустоту. И если посмотреть на мою жизнь, плоды его двойственны. Я прожил дольше всех восточных владык, я самый богатый из них и как никто облагодетельствовал свой народ. И я же самый несчастный человек на земле, никого другого так не предавали друзья, не обманывали жены, не ослушивались дети, ни в ком другом за всю историю человечества не видели такого ненавистного деспота.