Андрей Волос: Волна. Рассказы

— Ты же понимаешь: стоит только капле просочиться.

— Вот! — воскликнул морщинистый. — Я-то что говорю! Откроется — не остановишь!

— Стриженой девке успеть бы косы…

Виктор Сергеевич вспотел: эти двое, похоже, знали, о чем говорят.

Его подмывало сходить за другой рюмкой, но он боялся пропустить новые подтверждения своих догадок.

— Ведь как пилят! — безнадежно сказал морщинистый, махнув рукой. — Как пилят!.. Грызом грызут!..

— Термиты, — кивнул румяный.

Виктор Сергеевич не понял, о каких термитах пошла речь, но что касается пил, то здесь и понимать было нечего: о тех, что въедаются в стропила — в те воображаемые им стропила, на которых все держится!.. Даже само созвучие “пилы-стропила”, в другое время показавшееся бы неловким, сейчас несло в себе добавочную убедительность.

“И вот он о капле толковал: это с которой проран начнется?!”

Его охватило волнение, и он, зажмурившись, опрокинул вторую рюмку. С выдохом открыл глаза, уставился в узор пластика, напряженно размышляя… а когда поднял взгляд, оказалось, что друзья уже смылись, как будто растворившись в дымном воздухе забегаловки.

Виктор Сергеевич постоял еще, разочарованно прислушиваясь к нетрезвой, глупой трепотне посетителей. Допил свое, дожевал огурец и пошел к дому.

Почему-то казалось, что сегодня должно тряхнуть, — давно не проседало, больше недели, кажется.

Шибануло под утро.

Он почувствовал во сне и, вздрогнув, схватился за что-то.

Это была рука жены.

— Что?! — вскинулась она спросонья. — А?!

— Вера, Вера, — пробормотал Виктор Сергеевич, осознавая две вещи. Первое — что все уже опять устоялось, опять обрело ту обманчивую незыблемость, которая может сбить с толку даже проницательного человека. Второе — что капля нашла себе дорогу.

Первое не требовало подтверждений, поскольку было очевидно. Второе требовало подтверждений, но не имело их. Однако сердце с тоской говорило, что он не ошибается.

— Вера, Вера, — повторил Виктор Сергеевич, садясь на кровати. — Просыпайся, нам надо…

— Что нам надо? — сонно и урезонивающе удивилась Вера. — Ложись, сегодня суббота.

А правда, что надо? — он и сам не знал.

Потому что если капля уже просочилась…

— Не ложишься? — пробормотала она, поворачиваясь на другой бок. — Тогда с Кузькой выйди.

Кузька юлил у кровати.

Он встал, прошлепал к окну, с колотящимся сердцем посмотрел вниз.

Погода туманилась, солнце белело за облаками, колеса бессонного проспекта влажно шуршали внизу. К девятому этажу этот шум долетал чем-то похожим на гул моря.

Немного отлегло.

— Пошли, — вздохнул он. — Тихо, тихо!

Натянул штаны, застегнул рубашку, вышел в прихожую.

В это время почему-то начали орать автомобильные сирены.

— Вот блин, — проворчал Виктор Сергеевич, обуваясь. — Спать людям не дают…

На площадке тоже был слышен их надсадный вой.

Лифт распахнул двери, загудел, съезжая. Кузька вдумчиво внюхивался в левый ботинок Виктора Сергеевича.

Вышли из лифта, свернули налево.

Четыре ступени в сумрак парадного.

Песик, обогнав, топтался у двери, готовясь, как приоткроется, юркнуть в щель.

Что-то хлюпнуло под подошвами.

— Черт! — брезгливо сказал Виктор Сергеевич, переступая и нашаривая кнопку.

Запищал замок.

Кузька визгнул, шарахнувшись от потока воды, хлынувшего через порог. Виктор Сергеевич тоже припрыгнул, отчаянно пытаясь спасти обувь и уже понимая, что это невозможно: на асфальте было по колено.

В нос ударил смрад гнилой тины.

У подъезда стоял синий “Хаммер” с распахнутой дверцей. Колеса выглядывали из черной воды самыми верхушками.

Виктор Сергеевич бросил оторопелый взгляд направо — в пространство проспекта, прежде свободное, если не считать перспективы уходящих вдаль зданий. (Но уже перед тем успел заметить боковым зрением, что оно, вчера пустое, ныне отягчено какой-то несусветной махиной.)

Ужас стократно усилил и обострил все его чувства, поэтому казалось, что время остановилось.

Она была высотой с двадцатиэтажный дом.

Солнце просвечивало зеленым.

На самом гребне в клочьях бурой пены лежал вверх колесами желтый автобус.