Василий Аксенов - Ожог

Потом он обнаружил, что рядом с ним нет Сильвестра. Тот должен был сейчас стоять рядом со своим «тенором» и вступить сразу после него. Сильвестра не было. Потом он заметил на сцене посторонних.

Это были проворные аккуратные пареньки в синих курточках и галстучках. Они деловито сновали по сцене и выдергивали шнуры, отсоединяли динамики, отключали микрофоны. Целый отряд таких пареньков стоял за кулисами.

– Занавес давайте! – прошипел на весь зал чей-то шепот.

Еще несколько секунд, и кремовый занавес отделил Сам-сика от зала и от его любимого «пипла», который обескуражено молчал. Подбежали, чуть не плача, мальчишки ансамбля.

– Самс, на нас дружина напала! Ты видишь, играть не дают!

«Гефест с фонарем над каменным телом. Хорошо работает реанимация!»

– А что же наш пипл? – пролепетал Самсик.

– Наш пипл безмолвствует.

Теперь рядом чуть подрагивал своей бороденкой бледный Сильвестр. А рядом стоял не кто иной, как ответработник Шура Скоп, с которым вместе утверждали в прошлом десятилетии «интеллектуальный джаз с русским акцентом».

– Чуваки, расходитесь, добра вам желаю, – шептал он. – На вас «телегу» прислали, что будете играть религиозную музыку, что это вроде не концерт, а политическая демонстрация. – Он воровато глянул назад и сильно прибавил громкости: – Давайте-давайте, собирайте имущество! Мы рвачества в нашем городе не потерпим!

К ним подошел один из подчиненных Скопа, сочный парубок с маленьким ротиком, с маленькими горячими бусинками глаз, с коротким боксерским носом.

– Вы, товарищ Сильвестров, объявите народу. Культурно извинитесь, скажите, что по техническим отменяется. А вы, – парубок повернулся к Самсику, – вы, Саблер, представьте в отдел культуры тексты и ноты, а также отчитайтесь – кто пригласил корреспондентов империалистической прессы?

– Твоя фамилия не Чепцов? – спросил его Самсик. – Сын чекиста?

– Мое фамилие будет Чечильев, – зверея, но сдерживаясь, сказал парубок. – А вам это без разницы! Собирайте ноты!

– Сейчас ты, распиздяй, кости свои будешь собирать! – сказал Самсик и сильно ударил ни в чем не повинного Чечильева саксофоном по голове.

Шура Скоп закрутил безумному артисту руку и оттащил его в кулису.

– Самсик, ты рехнулся, – шептал он, – они же тебя отделают!

– Сейчас и тебе, распиздяй, достанется! – сказал Самсик покровителю.

Сильвестров в это время объявлял в зал:

– Дорогие товарищи, мы вынуждены вас огорчить. По техническим причинам наш концерт не состоится… переносится… будет объявлено… простите…

Самсик рванулся – его держали крепко. Сильвестр выпутался из кремовых гардин и бессильно опустил руки, как изнуренный пингвин.

– Подонок! – закричал ему Самсик. – Скажи пиплу, что нам глотку заткнули! Маккар, Деготь, люди вы или шваль?!

– Самс, кочумай! – простер к нему руки Сильвестр. – Завтра я пойду в отдел культуры, все согласую!

– Все и так было согласовано! Шурик, сука, слышишь? Там член ЦК ФКП сидит! Где Шурик?

– Шура слинял.

– Кто же меня держит? Пустите, пиздюки! Маккар, ты же каратек, врежь кому-нибудь из них! Боги, гиганты, мать паша Гея, восстаньте!

На сцене тем временем «рокковое поколение» стараясь не смотреть на лидера, собирало манатки. Один только Самсик бился в истерике, не желая примириться с крушением всех его надежд.

Приблизился сын Чечильев, вытирая лоб носовым платком и кривя губы от брезгливости, от той самой, так хорошо знакомой Самсику классовой брезгливости, что нынче уже не часто и встретишь.

– Сколько здесь оказалось дряни, – сказал он, глядя на Самсика.

– Легче, легче, Чечильев. Не зверей, – пробормотал кто-то из дружинников.

– Он мне бровь рассек! Мужчина я или нет?

Весу в молодом Чечильеве было не менее ста десяти, и все эти килограммы плюс классовая ненависть расшибли лицо изрыгающему матерщину и слюну и действительно мало приятному музыканту.

…Очнулся Самсон Аполлинариевич в привычной обстановке – в котельной стеклянного института. Было жарко и сухо. Тусклый свет. Кишечник труб на чистых теплых стенах. Уютная теснота. За спиной кто-то тихонько наигрывал на гитаре, напевал песенку Высоцкого «Баллада о сентиментальном боксере»: