Василий Аксенов - Ожог

как ваша фамилия?

– Плотников Сергей.

– Нет, отпадает, – успокоился Самсик. – Я знал когда-то Джейн Карпентер, но это было значительно позднее.

Пергамский фриз. Борьба богов и гигантов. Несколько лет назад пьяная шарага завезла Самсика в мастерскую какого-то скульптора. Самсик там вляпался в глину, обсыпался известкой, нахлебался какой-то муры и свалился в углу. Из угла, сквозь дым, из-под ног он видел наклеенные на фанеру фотографии барельефа – разбитые торсы, головы с отпавшими носами, вздутые мускулы… покалеченные временем, но все еще стоящие в мрачной решимости фигуры и лица… словом, что-то древнегреческое.

Самсик лежал тогда в углу, положив голову на колени бронзовому истукану, а вокруг по всей студии грохотали гости скульптора, хохотали, словно боевые кони, сдвигали стаканы, как будто сшибались доспехами. Мраморная битва будто бы продолжалась, а сквозь этот почти невыносимый шум доносился до Самсика пьяный срывающийся с визга в хрип голос хозяина мастерской.

Тот кричал что-то о техасско-еврейском ковбое, который покупает у него на корню всю идею современного Пергамского фриза, модель вечности «Мебиус», весь его талант, всю его кровь и сперму, но пусть он сосет, паршивый богач, все останется здесь, где родилось, в Третьем Риме, ведь когда-нибудь и большевики дорастут до искусства, когда-нибудь и бюрократия станет мучиться от комплекса вины, а он, тихий гений, пока что подождет в нищете и неизвестности.

Утром следующего дня, прямо из «Мужского клуба», то есть от пивного ларька на Пионерском рынке, направился в Ленинку, взял какой-то охеренно тяжелый атлас, извлек из него новые познания о битве богов и гигантов. Тогда еще в пьяном ухмыляющемся мозгу зародилась музыкальная идея, но вечером того же дня заволокло ее халтуркой, лабанием, кирянием, бирлянием, сурлянием и Чувашией.

Так годы шли, Самсик идею свою начисто забыл, как и прочие порывы, и вдруг в дни умирания за Милкиной ширмой – вспомнил! В ту ночь прямо из отделения милиции начал по телефону будоражить идеей лучшего друга Сильвестра. До утра под чутким дружеским оком капитана милиции Ермакова (недавно переведенного в Москву с южного берега Крыма) идеей было охвачено не менее десятка музыкантов, зародилась джаз-энд-роковая группа «Гиганты».

Сильвестр был счастлив и горд. О, старик, мы с тобой еще взорлим, вспоем! Сомкнем два поколения, сорокалетних и двадцатилетних, джаз и рок! Двадцатилетние вокалисты и сорокалетние инструменталисты, бит и импровизация! Мы взбунтуемся против Крона и заполним пустоты Пергамского фриза!

Намечалось, между прочим, не только соединение поколений, но и синтез нескольких муз. Сильвестр, развивая идею Самсика, заказал для концерта текст писателю Пантелею. Задники будут оформлены скульптором Хвастищевым. | Слово, звук, пластика – чего же больше!

Оставалось найти покровителя. Битое-перебитое поколение сорокалетних понимало – без покровителя сожрут! Обсуждались разные варианты. В меценаты годились: Всероссийское общество слепых, КБ академика Фокусова, Го-сударственный архив…

Пока что начали репетиции, нашли идеальное помещение – котельную жилкооператива «Советский пайщик». Не прошло, конечно, и трех дней, как возле котельной стала собираться московская «гопа» – дети сорняков, прозападная молодежь, хиппи, фарца, разные всезнайки, фаны и, разумеется, стукачи-любители.

Враждебная пресса частенько отмечает, что в Москве слухи плодятся, как муха дрозофила. И откуда бы, казалось, нм браться? Вроде бы хмурый неразговорчивый город, фильтры и глушители новейших систем, но стоит, скажем, Брежневу утром прослезиться над алым цветком, над крохотной тучкой жемчужной, как немедленно поползло: готовится новая экономическая политика, или мир на Ближнем Востоке, или, наоборот, старая экономическая политика, обострение идейных сражений.

Даже Самсик – уж на что не Брежнев, но и о нем поползли слухи от котельной «Советского пайщика»: готовится-де новый сногсшибательный джаз, который заткнет за пояс и Америку, и Польшу.

В России у нас всегда так. Ведь даже самый маленький модерняшка, поклонник всего западного, хулитель всего домашнего, в глубине-то души убежден, что главный мировой талант растет у нас, и стоит его как следует вскормить, как он тут же выскочит и поразит весь мир не менее, чем атомный гриб или баллистическая ракета.