Вера Колочкова - Трудности белых ворон

Люся с отцом терпели. Изо всех сил. Терпели бесконечные рассказы о том, как ошибаются люди в отношении ее возраста, как приняли ее на службе за молоденькую курьершу, или за студентку–практикантку, как на улице пытаются познакомиться с ней совсем молодые люди, как Люсю приняли за ее сестренку…Терпели разложенные по всей квартире баночки, скляночки с кремами, масками, бальзамами, притирками, настоями, развешенные по всем углам пучки трав, расставленные всюду тарелки с прорастающим зерном… Они с отцом придумали даже свою игру, которую начинала, как обычно, Люся:

- Пап, а вот если к толченым рыбьим костям добавить немного овсяной муки…

- А потом налить туда жидкости для мытья посуды, — задумчиво добавлял отец.

- И добавить ко всему этому куриного помета, смешанного со свежими листьями крапивы… — тут же подхватывала Люся.

- И еще немного гуталину…

- И нанести полученную маску на лицо…

- То ваша ко–о–ожа станет ба–а–архатной, как у младе–е–е–нца! — в унисон произносили они вместе, удачно подражая Шурочкиным интонациям.

Постепенно они даже как–то и попривыкли к отсутствию нормальной еды в холодильнике, где можно было обнаружить только кастрюльку с овсянкой без соли и сахара, или салатик из тертой морковки и свеклы, или, например, несколько пакетиков обезжиренного кефира…Люся иногда героически вставала к плите, варила борщ со свининой, жарила котлеты и картошку с салом, и пироги пекла – отцу нравилось. Но часто баловать его не получалось – у нее ж своя жизнь, — то любовь, то страдания…

Шурочка, надо отдать должное ее усилиям, выглядела действительно очень молодо для своих сорока пяти лет. Розово и пушисто выглядела. Но было в ее облике – во всех этих коротких юбочках, модных стрижечках, гладком личике – что–то нарочитое, жалкое, просящее, что сразу бросалось в глаза. Все было красиво – и не было ничего. Ничего, кроме страха разоблачения — а вдруг кто–нибудь догадается, что она не молода, и вынесет свой жестокий приговор… « А все остальное – под корнем квадратным…» — глядя на ее розовую пижамку и зеленое лицо, вдруг вспомнила Люся того странного парня из поезда с его формулой человеческой личности. — « Да, парень, не такой уж ты и выдумщик, что–то в этом есть…Дует, дует черный сквозняк из Шурочкиных дырок, и холодом обдает…»

- Пап, я буду пельмени! – крикнула Люся из ванной, перестав, наконец, разглядывать в зеркале свое осунувшееся серое лицо с темными разводами под глазами. Ну, не красавица, что ж… Хотя и не без изюминки–интересинки, и не без интеллекту в карих больших глазах… И волосы хороши – длинные, густые, темные… «Ничего, поживем еще!» — подмигнула она сама себе в зеркало и встала под горячий душ, чуть не застонав от удовольствия, от обрушившегося, наконец, на нее живого тепла – так перемерзла за эти дни никчемной своей поездки…

- Не понимаю, как вообще можно есть пельмени! – доносился до Люси высокий монотонный голос Шурочки, — это же дикая смесь углеводов с белками! Смерть для организма! Вы сами себя отравляете такой едой, как этого можно не понимать, я не знаю…

- Ага, сейчас все бросим, и будем есть одни только проросшие зерна, — проворчала беззлобно себе под нос Люся, медленно согреваясь под горячими струями.

Душевой шланг уже давно и безнадежно протекал в трех местах, образуя крутящиеся фонтанчики, половина голубой кафельной плитки отвалилась, шторка для ванной напоминала замызганную белесую тряпочку. Ремонтом в их семье было заняться совершенно некому – отец давно дом забросил, да и бывал здесь в последнее время все реже и реже, у Люси несчастная любовь приключилась – до того ли ей было, в самом–то деле, а Шурочке и вовсе некогда – война со старостью отнимала у нее все силы, а главное – средства. « Наши матери в шлемах и латах бьются в кровь о железную старость…», — вспомнилась тут же Люсе строчка из популярной песенки.

Испугавшись, что строчка эта привяжется теперь намертво и на целый день, она с силой замотала головой из стороны в сторону, пытаясь вытряхнуть ее побыстрее. И тут же поймала себя на мысли – как же она давно, оказывается, песен внутри себя не пела…Выходит, и правда помог ей этот парень — доморощенный психоаналитик из ночного поезда. Вот и песни она поет, и в зеркале себя разглядывает… Как его, бишь, там? Гришковец… Ай, молодец, Гришковец!

- Люся, ты не одна здесь живешь! – вывел ее из задумчивости пронзительный Шурочкин крик, — мне ванная срочно нужна!