Вера Колочкова - Только самые близкие

Понятно?

— Да, все понятно, спасибо…

— Вот и ладно. Ну, тогда будь здоров, внук…

Она плавала в теплой и вязкой темноте уже давно, непривычно давно. Темнота окутывала ее со всех сторон, проникала в сердце, в голову, наваливалась плотной тяжелой тенью на тело и словно уговаривала вкрадчиво: куда ж ты так торопишься, побудь еще здесь, со мной, не надо тебе туда… А потом взяла и отступила сразу, и выбросила ее из своего теплого нутра навстречу пляшущим красным кругам, пугающе летящим на нее с бешеной скоростью – страшно так…

Мария быстро открыла глаза, испуганно вжала голову в подушку. Красные летящие круги тут же и отступили, но почему–то со страшной скоростью вертелось все вокруг и здесь, в ее комнате: и потолок ходил ходуном вместе с люстрой, и шкаф вслед за ним поднимался куда–то вверх по безжалостной спирали, и яркое солнечное окно, и закрытая дверь… «Так это ж у меня голова кружится!» — догадалась Мария и снова чуть прикрыла глаза, изо всех сил пытаясь остановить страшный калейдоскоп. Словно повинуясь ее желанию, потолок и в самом деле установился на свое законное место, навис обычным белым квадратом с вычурной лепниной посередке, и окно положенным ему образом уже впускает в комнату свет, а не пляшет сумасшедшим солнечным зайчиком… Подняв с подушки голову, она попыталась даже и встать, выбраться–выкарабкаться из продавленной в поролоне ямки, да не тут–то было. Тело не слушалось. Задрожало от жуткой слабости, голова сама собой опрокинулась на подушку и даже потолок снова предательски сдвинулся с места, грозя начать свою бешеную пляску. «Ладно, ладно, буду лежать…» — испуганно решила Мария, замерев. Тут же ее пробил холодный пот, окончательно пригвоздив к постели новой волной слабости, нехорошей, тошнотворно–дрожащей… Что ж это с ней такое, господи? И голоса какие–то доносятся словно издалека, или кажется ей? Нет, не кажется, знакомые голоса–то. Только странные какие… Вон вроде Настенька кричит–скандалит, повизгивает даже. А этот громкий голос на Ниночкин похож. А этот, на одной злобной нотке, Славиков… Господи, ну конечно — они ж все на Брискины поминки собрались… Все пришли, как и обещали… Только самые близкие… А она тут разлеглась, как колода, и не готово у нее ничего. И Сашеньки где–то нет, и голоса ее не слышно. Неуж и в самом деле выгнали девчонку? Нет, надо обязательно суметь встать, что же это…Как же, она не позволит…

Мария снова осторожно подняла голову, попыталась приподняться на локте и с размаху полетела вверх, вместе с набравшим бешеную скорость потолком, вместе с появившимися перед глазами красно–оранжевыми кругами. Как страшно…Как страшно ее туда уносит… Боже…И голосов уже не разобрать…

— …Да ты всю жизнь как сыр в масле катаешься, Нинка, как тебе не стыдно! Еще и хахаля своего сюда привела, бессовестная! — уже в который раз повторяла одну и туже фразу Настя, с неприязнью глядя на скромно усевшегося в уголке старого дивана красивого парня, который смотрелся с сидящим рядом с ним Костиком почти принцем заморским. Потерялся совсем с ним Костик–то, заморыш–заморышем сидит ее кровиночка…

— Настя, успокойся, наконец! Ну что ты кричишь, как торговка базарная. Мы же с тобой обо всем давно договорились…

— А вот фиг тебе! Обдурить меня решила с подходцами своими жалостными? Нет уж! Она, вишь ли, влюбилась на старости лет! Да не нужна ты вовсе хахалю своему! Сама не видишь, что ли? И даже с тети Машиной квартирой не нужна. Вон он как на тебя презрительно смотрит! Тоже мне, купить она его хочет…Да слабо тебе, Нинка, такого хахаля прикупить! Я же вижу – он парень себе на уме… А что, не так, что ли? Чего молчишь–то, Костька?!

— Мам, успокойся… Ты молодец, все правильно говоришь, только не кричи, ладно? Давайте цивилизованно все решим, без базара… — тихо проговорил Костик, вставая с дивана и подходя к матери, стоящей монументом посреди большой гостиной. Обняв за полные плечи, он ласково провел ее к креслу, усадил, тронул успокаивающе за руку и медленно подошел к сидящей в другом кресле Нине, остановился перед ней задумчиво.

— Тетечка Ниночка, а ведь мама права, знаешь ли… — ласково ей улыбаясь, тихо проговорил он. – Почему это ты вдруг захотела половину себе забрать? Еще и маме голову задурила… Несправедливо, однако. Бабулечка ведь всех обещала прописать, правда? И маминых троих деток в том числе…

— Да не разрешат ей прописать столько народу, Костик! Я узнавала…