Вера Колочкова - Из жизни Ксюши Белкиной

— Приду, конечно! С работы отпрошусь и приду. Помогу, чем смогу. Все, пока. Я тороплюсь, опаздываю уже…

Хоронили Витю всей большой коммунальной квартирой – надеяться было не на кого. Антонина Александровна уже несколько дней пребывала в состоянии алкогольной невесомости – не спала и не бодрствовала, сидела, смотрела круглыми пустыми глазами на всех удивленно, будто спрашивала – чего ж вы плачете, по какому такому поводу? Витю обрядили в дешевый, но строгий костюм, в котором его иссохшее тело совсем потерялось. Казалось, лежит в гробу голова и пиджак с брюками да с белой рубашкой и галстуком… Лицо же было спокойным и счастливым, зачесанные назад волосы впервые открыли взгляду широкий умный лоб, и даже губы улыбались слегка, будто ободряюще – ничего, ничего, ребята, все правильно вы делаете, все идет хорошо… Глядя в это спокойное лицо, Ксюша вдруг ощутила странное, не присущее случаю чувство огромного облегчения, будто рядом с Витей улеглись и приготовились сгореть в огне крематория ее недавние страхи, будто он решил забрать их с собой навсегда…Казалось, что улыбается он именно ей, радуясь ее новому выражению лица, строгому, ловко сидящему черному костюмчику, новой прическе, прямой спине, поднятому вверх подбородку. И нисколько не обижается, что не приехала, не сходила в библиотеку, не свозила в церковь, не поговорила, не посоветовалась, что ушла тогда раз и навсегда, даже не попрощалась…

«А может, я вообще такая, злая да жестокая? — спрашивала себя Ксюша. – Как мне Трифон сказал — откуда знаешь, какая ты есть… Стою и радуюсь, что никакого долга надо мной больше не висит, по совести не скребет… Ни горя не испытываю, ни жалости – ничего! А он ведь помогал мне, любил меня! Значит, злая я, точно злая…»

— Ксюх, какая ты непривычная стала… — тронула ее за плечо подошедшая Асия. – Встретила бы на улице – не узнала…

— Почему?

— Не знаю! Вроде все то же, а другая ты! Как будто и не жила с нами здесь никогда, чужая совсем… И красивая…

— Скажешь тоже! — махнула на нее рукой, чуть улыбнувшись, Ксюша. – Нашла красавицу!

— И рукой ты так не махала никогда, и не улыбалась так раньше …

— Ага! И ростом ниже была!

— Да. И правда… И ростом ниже…

Краем глаза она изредка замечала, что и мать тоже бросает на нее возмущенные и удивленно–испуганные взгляды, переминается с ноги на ногу, не решаясь подойти и по–хозяйски отдать привычное распоряжение — упал–отжался… Потому что отдать–то его, конечно, можно, да только как бы конфуза не вышло – что–то больно солдатик сам на себя стал не похож! «Ладно, смотри–смотри, и не подходи лучше, не надо… Дай спокойно с Витей попрощаться – отмучился парень, отошел от тяжкого существования–наказания. Так уж получилось, что вместе мы с ним отошли, только я – в жизнь, а он – в смерть…»

— Слушай, Трифон, как ты думаешь, я злая или добрая? — задумчиво спросила Ксюша, когда он в очередной раз упер в нее свой сосредоточенный изнутри и в то же время медово–растекшийся взгляд.

— М–м–м?..

— Как ты думаешь, злая я или добрая? — переспросила громко, четко разделяя слова, словно пытаясь вытащить его с заоблачных высот творческого удовольствия и обратить на внимание на себя – живую, не нарисованную…

— А сама ты как думаешь? – улыбнулся он ей наконец вполне осознанно. — Не просто же так спрашиваешь, какие–то мыслишки явно бродят в твоей головке?

— Вчера на похоронах была… Витя умер, я тебе про него рассказывала…

— Витя – это тот самый проповедник смирения да обретения в нем духовного счастья?

— Ну да…

— Так. И что?

— Ты знаешь, стыдно говорить, но я стояла перед его гробом и ничего, абсолютно ничего не испытывала — ни жалости, ни сожаления, ни горя… Я злая и равнодушная, да?

— Да. Ты злая и равнодушная. В меру. А еще ты добрая и отзывчивая. Тоже в меру. Как всякий, впрочем, нормальный человек. Не бывает злых и добрых, плохих и хороших – все индивидуальны! В каждом всего помаленьку примешано. Так что не зацикливайся. Или ты сама себя опять хочешь плеткой высечь?

— Нет!

— Тогда не задавай глупых вопросов!

— Ну что ты сердишься? Я же просто спросила… Мне всегда казалось, что я очень добрая… Я даже ругаться толком не научилась, сколько ни стараюсь! Мне все кажется, будто я играю в конфликт, как плохая актриса, а полностью отдать в это свои эмоции у меня не получается… Там, на потрете, я не очень зля получаюсь?

— Ну, еще не хватало, чтобы ты оказалась банальной скандалисткой! Не приведи господь! — засмеялся Трифон, медленно подходя к ней. – Ты у нас другая, Ксения Белкина, совсем другая… Хочешь посмотреть?