Марк Смит - Вкуснотища

— Если ты будешь продолжать в том же духе, я кончу раньше времени.

Ханна улыбнулась:

— А я не хочу, чтобы пицца остыла.

Фрэнсис сидел на кровати в своем номере и смотрел на собственный член. Тот по-прежнему горделиво вздымался, твердый и пульсирующий, все еще готовый к действию. Но вот только если раньше он выглядел розовым и пышущим здоровьем, как новорожденный с превосходными показателями по шкале Апгар, то сейчас края головки приобрели слегка синюшный оттенок. Фрэнсис пребывал в легком беспокойстве. Конечно, ему пришлось в эти дни порядком поднапрячь свой прибор — с момента приезда на Гавайи Фрэнсис отрывался на всю катушку, — поэтому тот малость расклеился. Появились неприятные ощущения легкого онемения, словно он обвязал большой палец резиновой лентой и забыл ее снять. Палец обычно начинает синеть так же, как у него сейчас головка.

Завтра будет уже два дня, как он накачался коктейлем с виагрой, а его эрекция, по всей видимости, и не собиралась сходить на нет. К тому же Фрэнсис совсем выдохся: затяжное возбуждение уже больше походило на хроническое заболевание и не доставляло никакой радости. Мужчине позарез требовался отдых, и он так надеялся, что член опадет, если он сделает перерыв на один вечер, спокойно перекусит и примет горячую ванну, а также на время откажется от выпивки и наркотиков.

В гостиничном номере была оборудована отдельная гидромассажная ванна, и последние полчаса Фрэнсис отмокал в ней, надеясь, что горячая, исходящая паром вода, которая подавалась пузырящимися струями, ослабит напряжение в туго стянутых наркотиками мышцах. Фрэнсису полегчало. Он ощутил, как вызванная химией эмоциональная взвинченность и физическая усталость стали мало-помалу отступать. Но джакузи не возымело никакого действия на его эрекцию. Член браво торчал из воды, словно покачивающийся на волнах буек.

Поднять перископ!

Выйдя из ванной, Фрэнсис облачился в махровый халат и неспешно принялся за зеленый салат и жареную куриную грудку без шкурки. По телевизору шел какой-то старый фильм, дешевая мелодрама об одном добропорядочном парне, втюрившемся в дамочку, которая ни на грош не верила в любовь, потому что ей пришлось через многое пройти, чтобы добиться успеха. Фрэнсис пил только минеральную воду. В общем, чувствовал он себя в целом неплохо.

Потом раздался телефонный звонок. Фрэнсис поднял трубку.

— Мне тут пришло в голову, что ты сидишь сейчас в одиночестве, уставившись в телевизор и давясь гостиничной едой, поэтому я решил тебе звякнуть.

Звонил Чад.

— Тебе повезло, я только что собирался уходить.

— Не поздно ли, разве тебе не пора отправляться баиньки?

— Здесь сущий рай. Так что как можно спать?

— Правда?

В голосе Чада слышались скептические нотки. Фрэнсис постарался ответить как можно загадочнее:

— Правда.

— Пожалуй, мне следует приехать, и ты сможешь попотчевать меня чем-нибудь стоящим.

Фрэнсис взглянул на нижнюю часть своего тела. Как бы ему хотелось, чтобы эта штуковина наконец-таки опустилась.

— Не думаю, что мысль здравая.

— Почему нет?

— Ты же знаешь, я работаю дни напролет. Тебе станет скучно.

— Я всегда смогу прошвырнуться до бассейна.

И затащить в свою постель всякого, кто окажется в радиусе трех метров.

— Я подумаю.

— Ты все еще злишься на меня.

— Да, Чад, я не забыл.

— Я же сказал, что сожалею.

Фрэнсис не промолвил ни слова. Он уставился на экран телевизора, где в эту ми нуту два главных героя бросились друг к другу с распростертыми объятиями в каком-то месте, смахивающем на терминал «Дельта эрлайнз» в международном аэропорту Лос-Анджелеса.

— Я очень сожалею.

— Уверен, так и есть.

— Я постараюсь измениться.

— Только не за мой счет.

Нервы Фрэнсиса совсем сдали. От с таким трудом достигнутого спокойствия не осталось и следа. Он открыл тумбочку у кровати и вытащил крошечную пластиковую упаковку кокаина. Затем вытряхнул немного порошка на стол.

— Черт побери, Фрэнсис, дай мне еще один шанс!

— Я так устал от этой лжи, Чад. Мне уже осточертело слышать ее снова и снова.

Фрэнсис разозлился на себя за то, что разнюнился как слезливая бабенка, а его слова отдают паршивой мыльной оперой. Он нагнулся, поднес скрученную банкноту к носу и втянул дорожку из порошка. Чад молчал.

— Мне надо идти.

Фрэнсис решил повесить трубку. Но прежде чем раздались гудки, до него донесся голос Чада, пытающегося успеть что-то сказать до того, как они разъединятся. Похоже было а то, что он действительно сожалел. Впрочем, подобные извинения Фрэнсису довелось слышать уже миллион раз.