Юлия Вертела - Черный шар

Еще свежи были в памяти дни, проведенные летом в больнице на Софьи Перовской. Тогда из затвердевшей груди молоко текло с гноем. В приемном покое, наверное от высокой температуры, лицо врача внушало недоверие и страх.

– Резать будете? – она пыталась заглянуть в карту, где он писал приговор – “мастит”. – Резать грудь будете? – продолжала настаивать она на скорейшем выяснении обстоятельств.

– А как же! – улыбнулся хирург. – Заказывайте, какой формы сделать, какого размера…

Катя потеряла сознание.

Резать не стали. Больно мала та грудь была, негде нарыву разгуляться. Неделю покололи антибиотики в сосок, и воспаление прошло. У пациенток с большими бюстами шансов на легкое излечение почти не было. Инфекция образовывала мощные тоннели в их пышных тканях, и только нож хирурга мог спасти несчастных. После операции женщины орали в полный голос на перевязках под аккомпанемент популярной песни “Белые розы, белые розы, беззащитны шипы…”.

Выздоравливающая прогнала воспоминание о больнице, сцедила оставшееся молоко и, временно примиренная с такой короткой и невыносимой жизнью, блаженно уснула рядом с дочкой.

Ее разбудил приход пожилого доктора, и на этот раз не сказавшего ничего определенного…

Кажется, влип…

Молодая женщина смотрела на сгустившиеся за окном метельные сумерки и ждала прихода Ильи. Ждала присутствия, но не теплоты. Отношения с мужем нельзя было назвать плохими, они почти перестали существовать. Он жил своей жизнью, она – своей. “Как дела на работе?” – “Нормально”. – “Как здоровье дочки?” – “Без перемен”. Это напоминало перекличку “пароль – отзыв”, и ничего за этими фразами не было: ни ее интереса к его работе, ни его заботы о ребенке. Муж служил декорацией, не более, но, как ни странно, эта декорация помогала разыгрывать действо на сцене.

Девочка закряхтела, Катя подошла к кроватке. Постепенно тихие всхлипывания переросли в отчаянные рыдания. Судороги!

Женщина бросилась к пузырьку с лекарством и едва нацедила пол-ложечки. “Сейчас закроется аптека, а впереди еще ночь, – лихорадочно соображала она, – придется бежать с Машкой, Илью ждать безнадежно”. Мать быстро натягивала одежду, ругая себя за то, что не запасла лекарство. Судороги безжалостно скрючивали тело малышки, она захлебывалась в крике.

Нил столкнулся с ними на лестнице.

– Ты куда? – он недоуменно смотрел на растрепанную соседку с разрывающимся от крика свертком в руках. – Что-то случилось?

– Ребенку лекарство, я в аптеку… – невнятно пролепетала Катя.

Вид у нее был такой, что тронул бы и каменное сердце. А у Нила сердце было самое обыкновенное, поэтому он предложил:

– Давай я сбегаю.

– Возьми рецепт, – сразу согласилась соседка, сунув ему в руку бумажку.

Нил бежал в незастегнутой куртке по развезенному от мокрого снега Невскому, мимо светящихся окон кафе и магазинов. Машины, скользкие, как рыбки, сбивались в косяки на перекрестках, а он с огромной скоростью рассекал сырой, по-подвальному затхлый питерский воздух.

В аптеке Нил из любопытства спросил:

– От чего лекарство?

– Противосудорожное.

– Зачем оно ребенку?.. – протянул он, начиная что-то подозревать.

– Папаша, врач знает, что выписывать! – фармацевт спешила закрыть входную дверь.

Запыхавшийся Нил передал пузырек соседке и невольно замешкался. Он оглядел знакомую комнату Марии Васильевны и заметил, что Катя почти не меняла обстановку. Все так же белели кружевные салфетки, бегемотом возлежал обшарпанный кожаный диван, а по углам застенчиво таились тонконогие этажерки. Только теперь повсюду валялись пеленки и ползунки.

Дрожащими руками Катя влила в раздираемый криком рот вторую ложечку, и Маша начала потихоньку успокаиваться.

– Что с ней?

И кто его дергал за язык?!

Катя отвернулась, собираясь с духом, потом глухо отчеканила:

– У нее тяжелая врожденная болезнь…

Вот тут бы ему взять да и уйти, а он снова ляпнул то, о чем думал:

– Она не видит?

– Да, да, не видит и расти перестала, хотя ей скоро полгода, – Катя выдохнула эти слова и как-то сразу обмякла. – Поначалу мы ничего не знали, до трех месяцев она вела себя, как все дети. В роддоме врачи не заметили отклонений. И вдруг свекровь заподозрила, пригласила знакомого педиатра. Дальше пошло-поехало – одно не в порядке, другое… – несчастная потрясла медицинской картой. – Прописали кучу лекарств, да что толку…

Нилу стало неловко, он потихоньку двинулся к двери, мысленно ругая себя: “Какое тебе дело, чего суешься в чужую жизнь?”