Ее слова вызвали у меня улыбку: ловко она все перевернула, сочинив историю про снайпера!
Скользнув по мне взглядом, мать продолжила: “Наверняка кто-то из ваших целил! Любите палить по безоружным и невинным! И после этого смеете говорить, чтобы я взяла на себя расходы? Да мне плевать, что война продолжается!”
Я не стал дослушивать и удалился в детскую, прикрыв за собой дверь.
Вскоре появилась мать – она вновь обрядилась в черное. На фоне траурного наряда лицо ее, казалось, выцвело.
“Горе, сынок, – произнесла она упавшим голосом. – Убили твоего отца…”
В этот момент во мне вдруг что-то надломилось: я почувствовал такую опустошенность, словно остался круглым сиротой. Мать пыталась меня успокоить, но ее прикосновения и нежные слова вызывали лишь очередные водопады слез – весь мир вдруг сделался враждебным и чужим.
Мать не стала мне докучать – присела на стул и тоже заплакала. Пока я выл, терзая подушку, она жаловалась: “Десять лет каждый день похоронку ждала… Сначала Афганистан, потом Югославия… Все на мне – хозяйство, пеленки, заработки, детский сад, школа одна, школа другая… Крутилась как белка в колесе! Лучший учитель, кандидат в депутаты, Доска почета, статьи в газетах, какого сына ему вырастила! Вернулся с первой войны, думала, конец бессонным ночам, жизнь наладится. Решил на машину заработать – получай новую войну, Люба! Ему и та боком-то вышла, а эта! Я разве таким его знала? Молодой лейтенант, красавчик, душа нараспашку, на баяне играет, танцует на зависть! Жить бы и жить, если бы не эта проклятая служба. Только и удалось потанцевать на свадьбе… А что с тех пор? Ни-че-го! После Афганистана – мозги набекрень, с Балкан вернулся совсем чужой человек… Зачем ездил? За деньгами? Где они, эти деньги? Утекли как вода сквозь пальцы… Где моя молодость?!”
Мать говорила так проникновенно и с таким страданием в голосе, что меня пробрал стыд за мою истерику. Я подошел к ней и обнял.
“Они предупредили, – сообщила мать, не переставая всхлипывать, – на их помощь мы пока не можем рассчитывать, – почести отдадут после войны. Какие почести?! У нас денег – шаром покати! На что хоронить? А он – о почестях… Сволочи! Опять все на меня ложится. Какие похороны, когда стреляют? Они даже не знают, куда увезли тело! Говорят, надо спешить, все забито, мертвецы штабелями в моргах лежат, в такую-то жару! Если никто быстро не хватится, закапывают где придется. Пойди потом отыщи! Мне что, все братские могилы перекапывать? Я не железная…”
“Надо идти, мамочка”, – напомнил я, размазывая слезы по лицу.
Она встала, опираясь на мое плечо: “Ты останешься”.
Опустив глаза, я с готовностью согласился. Страх вызывала не столько война – она шла на убыль, сколько зрелище лежащих “штабелями” трупов. Мало мне того, что по ночам снилась снайперша!
Мать выгребла из шкатулки деньги, прихватила кое-какие бумаги, узлом связала отцовские вещи. У двери она замешкалась: “Знаешь, Сережа, давай-ка пойдем вместе”.
От ужаса я попятился. Мать умоляюще протянула ко мне руки: “Ты ничего такого не увидишь – я не позволю! Хоть какое-то будет подспорье, вдруг я сознание там потеряю или еще что?”
“Н-н-нет!” – отступал я все дальше и дальше, пока не уткнулся спиной в стену.
Мать горестно вздохнула и без сил опустилась на табурет у входа: “Да что ж я такая несчастная? Всем должна, а помощи ждать не от кого… Умру – пусть зароют меня вместе с Колей!”
Она поднялась, а я бросился к ней: “Не умирай, мамочка! Я что, останусь один?”
Сжимая меня в объятиях, мать взмолилась: “Пойдем, сынок! Душа не на месте… Без тебя не смогу…” Мне пришлось согласиться, и спустя несколько минут я впервые за последние дни оказался вне дома.
Город произвел на меня тягостное впечатление: по дороге то и дело встречались разрушенные и сгоревшие дома, зияли воронки от взрывов, зловеще чернели остовы сожженных машин. Стреляных гильз вообще было не сосчитать. Если раньше я собирал их, как грибы, изредка наклоняясь, то теперь мы шагу не могли ступить, чтобы под ногами не оказался металл.
Мать шла ни жива ни мертва, да и я не выглядел молодцом. Крепко стиснув ее руку, я жался к ней, испуганно озираясь по сторонам. Мы брели, стараясь держаться поближе к стенам домов, перекрестки преодолевали бегом.
Изредка нам попадались бредущие словно тени прохожие. Мы старались не глядеть им в глаза, они, в свою очередь, тоже опускали головы. Не поздоровались даже с соседкой, которая, задыхаясь от жары, тащила за собой тележку с фруктами – наверно, насобирала падалицы…
Читать дальше