Томмазо Ландольфи - Жена Гоголя и другие истории

Б а р ы ш н я. Мое самое любимое — «Человек с множеством лиц»... хотя, если подумать, то и «Страстное отчуждение» и «С антитайной на ты» — тоже... и еще «Структурная семантика».

П и с а т е л ь. И эти мои книги вам... тебе — уж позволь старику — нравятся? Как приятно: я ведь и сам считаю их лучшими.

Б а р ы ш н я. Ах, маэстро, вы не могли бы?..

П и с а т е л ь. Понимаю. Тебе хочется автограф, мою подпись. Где?

Б а р ы ш н я. Вот здесь, в маленькой записной книжечке.

П и с а т е л ь. И правда, малюсенькая, надушенная... Восхитительно!

Г р а ф и н я ( появляясь ). Дорогуша, ты на него не нападай, он еще, чего доброго, испугается. Люди мысли и пера чувствительны и трепетны, как гимназистки. Верно я говорю, маэстро?

П и с а т е л ь. Исключительно верно. Однако в данном случае...

Г р а ф и н я. Так что спрячь свою записную книжечку, дорогуша, и ступай к сверстницам... Ступай. Ну-с, маэстро, что вы нам расскажете эдакого необыкновенного, возвышенного?

П и с а т е л ь. Сказать по правде, графиня...

Г р а ф и н я. Скромен, как всегда! Ну, к примеру, что у вас на холсте?

П и с а т е л ь. На холсте?

Г р а ф и н я. Что новенького пишете?

П и с а т е л ь. Ах, ничего, ничего, поверьте. Разве что одну пустяковую книжонку.

Г р а ф и н я. Ага, пишете, значит! И про что?

П и с а т е л ь. Так, всякий вздор.

Г р а ф и н я. Превосходно вас понимаю: не хотите говорить, боитесь сглазить, да? Когда работаешь, ни в коем случае, никому, ни о чем ни словечка.

П и с а т е л ь. Да вроде бы так.

Г р а ф и н я. Тогда побеседуем о том, что уже содеяно, что стало неотъемлемым достоянием человечества, а проще выражаясь, о вашем последнем из увидевших свет произведении.

П и с а т е л ь. Вы меня смущаете. Мои скромные труды — неотъемлемое достояние человечества?

Г р а ф и н я. Ну будет, будет. Только откровенно: как вы к нему относитесь?

П и с а т е л ь. К кому?

Г р а ф и н я. К своему последнему произведению.

П и с а т е л ь. Плохо, честное слово.

Г р а ф и н я. Великие художники вечно не удовлетворены и отчаянно требовательны прежде всего к самим себе! Но для моего сведения: сколько же экземпляров книги уже продано?

П и с а т е л ь. Около ста шестидесяти тысяч, если верить издателю.

Г р а ф и н я. И это спустя всего месяц после выхода!

П и с а т е л ь. Напротив, сударыня, это плачевный результат, если сравнить с популярностью остальных моих сочинений. Впрочем, я, кажется, знаю, почему публика на сей раз столь прохладна.

Г р а ф и н я. Наверное, сама природа поднятых проблем?

П и с а т е л ь. Конечно. И поднятых-то не всегда в полной мере.

Г р а ф и н я. Да, да. Но при всей популярности остальных сочинений и при том, что мое мнение немногого стоит, я назвала бы вашу последнюю книжку непреложным шедевром.

П и с а т е л ь ( в сторону ). Однако учтивая старуха! ( К графине. ) Непреложным?

Г р а ф и н я. Бесспорно. С этим придется считаться в будущем... Вам недостаточно признаний скромной читательницы? Что ж, кое-кто из присутствующих подтвердит. Эй, господин... Как, черт, звать этого молодого очкастого критика, вечно у него борода торчком?

П и с а т е л ь. Не знаю. Я вообще ни с кем из критиков не знаком.

Г р а ф и н я. Господин... господин, э-э-э... можно вас?

К р и т и к. Чем могу служить?

Г р а ф и н я. Вы читали последнюю книгу нашего маэстро?

К р и т и к. Разумеется: читал, изучал, обдумывал.

Г р а ф и н я. И что вы о ней думаете?

К р и т и к. Статья с результатами моих исследований скоро выйдет в «Курьере современного кризиса», а другую, как бы вытекающую из первой, я отдал в еженедельник гуманистической, вернее, гуманитарной культуры «Современный мир и молодежь».

Г р а ф и н я. Интересно, к каким выводам вы пришли?

К р и т и к. Книга маэстро уникальна.

Г р а ф и н я. Понятно, что уникальна. Вы растолкуйте.

К р и т и к. Уникальная, исключительная книга. Исключительная в отношении к мрачным и не всегда достойным словопрениям о месте человека в космосе и его сущности перед лицом смерти.

Г р а ф и н я. Как-как? Милый, я этих премудростей не пойму. Объясните доходчиво.

К р и т и к. Короче, книга по сути своей является наиболее мощным, достоверным и убедительным обвинением против...

Г р а ф и н я. Батюшки, против чего?

К р и т и к. Да против всего! Это ярчайшее свидетельство...

Г р а ф и н я. Ах, оставьте! Я все равно не пойму. Лучше скажите просто: нравится вам книга или нет?

К р и т и к. Мы, молодежь, считаем присутствующего здесь маэстро новым пророком. Его творчество... э-э... совокупляет.