Свортаут Глендон - Благослови зверей и детей

Мышцы Коттона расслабились. Он поднял голову. Как только Коттон оставил в покое бампер и натянул подшлемник, Тефт влез в кабину и потянул на себя ручной тормоз.

— Коттон!

— Ау?

— Почему бы нам не добраться до города верхом, а? — нарочито небрежно предложил Тефт. — А в городе? Машину я добуду.

— Как?

— Угоню.

— Украдешь?

— Одолжу на время. Съездим на несколько часов, потом поставим на место, а в кабине денежки положим. За бензин и эксплуатацию.

У всех шестерых не было недостатка в карманных деньгах.

— По тебе тюрьма плачет.

Но новая идея внесла свежую струю и сняла напряжение. Коттона окружили и принялись дурачиться, предлагая шепотом:

— Сопрем не одну, а две и гонки устроим!

— Ты сам говорил — ничто нас не остановит!

— Ну ты и жулик, Тефт!

— Садись сам за руль, вместо Тефта, хе-хе, — сострил Шеккер.

— Спокойно, — прошипел Коттон. — Тефт, ты что, правда можешь угнать машину?

— Правда могу. Я знаменитый угонщик.

Все захихикали.

— Спокойствие, — Коттон поскреб воображаемую щетину на подбородке. — Угоняем машину. Потом возвращаем. Может, это и есть единственный вариант. Ладно. Давайте загоним этот дерьмовоз обратно в гараж.

Много времени на это не понадобилось: они скатили грузовик вниз, после чего Тефт сел за руль, и машину поставили на место. Лалли-2 достал из кузова свою подушечку, Гуденау — бизонью голову, и гурьбой они двинулись к конюшне. В лагере царила тишина, свет горел только в уборных. Однако на полдороге, обходя толстую сосну, они услышали, как скрипнула, а потом хлопнула дверь. Они замерли. Щурясь, они вглядывались в фигуру, стоящую на пороге домика, и в красный огонек сигареты. Это начальник лагеря вышел покурить. Они и не знали, что он курит. Казалось, он смотрит прямо на них. Они стояли не шелохнувшись, но вот огонек описал в воздухе дугу, дверь снова скрипнула и захлопнулась. На подгибающихся от страха ногах они пошли дальше.

Зайдя на конюшню, они нашарили в темноте, среди охапок сена, ведер и упряжи, уздечки, седла и попоны и перетащили их в корраль. Лошади признали их и вели себя спокойно.

Подтягивая подпругу, Коттон шепнул стоявшему рядом Тефту:

— Дрейфишь?

— А ты?

— Не то слово. Понесло же нас сегодня днем на это объявление. Свернули туда невесть для чего. Потом смылся Лалли-2. Грузовик угнать не смогли. Не хочу я, чтобы все пошло кувырком перед самым отъездом домой. Проголосовать-то мы проголосовали, но разве они понимают, что на себя взвалили! Так все лето может пойти насмарку.

— Считай, уже пошло. Если только это дело не провернем.

Коттон опустил стремена.

— Ну и скрипел ты сегодня зубами во сне…

— А ты подвывал… Страшный сон приснился?

Этот вопрос Коттон оставил без ответа.

— Нам, по-моему, пора.

— Ага.

Они уже выехали из корраля, когда Тефт махнул им рукой, чтобы подождали, отдал поводья Лалли-1 и куда-то умотал на своих длинных, паучьих ногах. Через несколько минут он воротился и, к всеобщему удивлению, принес винтовку 22-го калибра, прихваченную в тире. Идя гуськом, они провели лошадей, еще сонных, через сосняк, окружавший лагерь по периметру, и, осторожно ступая по усыпанному хвоей сланцу, вышли на грунтовую дорогу — по ней они прошли сотню ярдов, и тут Коттон остановил их.

— Тефт, ты зачем это винтовку взял? — спросил он.

Остальные зафыркали:

— Банк будем брать, сынок!

— Крови мне, крови!

— Живыми не дадимся.

— Боезапас есть?

Тефт потарахтел коробкой с патронами.

— Я думал, они оружейный склад на ночь запирают, — сказал Коттон.

— Конечно, запирают.

Коттон покачал головой и посмотрел на часы.

— Одиннадцать сорок восемь. Отстаем от графика. Ну ладно. По коням!

Они вскочили в седло, потом все, как один, сунули руки в карманы курток и включили транзисторы, потом пустили лошадей рысью. Нет, ковбоями они не стали и с детства верховой езде не учились. Но за полтора месяца они узнали, как держаться в седле — пусть и не слишком ловко, затягивая повод, сбивая лошади бока и шлепая задницей о седло, словно аплодируя. От движения кровь быстрее побежала по жилам. Песок под копытами хранил их тайну. Верхом — вопреки запрету, верхом — при лунном свете, верхом — в глубокой тайне, когда копыта отстукивают ритм, возвышенная цель звучит основной темой, сбруя поскрипывает в контрапункте, а Джонни Кеш наяривает — «Оставь свою пушку у въезда в город» — для мальчишки во всем этом и вино, и дыня, и первый поцелуй, и костер, и счастье, и утешение.