Йен Бенкс - Улица отчаяния

— Нет, мистер Макканн, — честно признался Томми, — не думал. В голову как-то не приходило.

У меня уже ныли плечи. Я перехватил толстые, шерстистые лапы поудобнее и с ненавистью взглянул на пса. Он тихо, мирно писался. Моча сбегала по его бокам и капала на асфальт, время от времени попадая на последние в моем хозяйстве кроссовки.

— А что это значит — Зам? — спросил я у Томми.

Он взглянул на меня как на безнадежного идиота и сообщил снисходительным, если не презрительным тоном:

— Законченный мерзавец.

— Ну да, — сказал я, — конечно. И как это я сам не догадался.

— А кто же тогда его босс? — хохотнул Макканн. — Большая с-сука?

— Да что у него, мочевой пузырь не в порядке? — пробормотал я, безуспешно пытаясь уберечь свои ноги от мерно капающей собачьей мочи.

— Да нет, — ответил Томми, — здоровый он, как бык. Дело просто в том… — он пожал плечами, чуть встряхнув мирно похрапывающего пса, — что он скотина.

— Вот уж точно, — согласился Макканн. В тот момент, когда мы подошли к виадуку

Сент-Винсент-стрит и наладились перейти шоссе, хлынул дождь.

И все мы промокли до нитки.

Странности начались уже в конце семьдесят четвертого, когда мы только-только записали первый альбом и его — а значит, и наша — судьба была еще под большим вопросом. Мы горбатились в студии по десять-двенадцать часов в день, сгоняли семь потов с работавших по двухсменному графику техников и практически не видели Лондона, за пределами студии на Ладброк-Гроув и квартиры на Оксфорд-стрит. Даже и так мы опаздывали на неделю, но пусть кто-нибудь скажет, что записать альбом за месяц — даже без микширования, которым еще предстояло заняться, — это медленно. Некоторые группы по месяцу обсасывают один-единственный трек.

Я выбрался из квартиры ровно один раз, чтобы прогуляться по Оксфорд-стрит и Карнаби-стрит [24] Карнаби-стрит — улица в Лондоне, известная магазинами модной (по преимуществу молодежной) одежды (даже в те годы она уже стала реликтом). Скинхеды и клоны Дэвида Боуи, обувь на платформах и тут же не то чтобы часто, но все же видишь узкие джинсы на ребятах вполне вроде бы… ну, не знаю, как сказать. Современных. Модных. В воздухе веяло духом перемен, я почти осязаемо его чувствовал. Вернувшись в нашу квартиру, я ощутил самое настоящее облегчение, что вырвался из этого ошарашивающего месива стилей и впечатлений.

Ну не понимаю я моду, никогда не понимал. С какой такой болячки люди одеваются в наиновейшем стиле, если заранее известно, что пройдет совсем немного времени — и стиль этот покажется им смешным, дурацким. Сейчас по-дурацки выглядят платформы и клеши, но вы подождите, лет через десять вы сами будете до колик смеяться над «ирокезами» и драными черными футболками. Клеши имели хотя бы одно преимущество: можно было снять штаны, не снимая ботинок, попробуйте такое в «дудочках».

Когда-то я усматривал Глубинный Смысл в том, что хиппи такие, ну, словно выросшие из земли и неясные, размытые по краям ноги в облегающих сверху, расклешенных от колена брюках, как стебли, шевелюра грибом-дождевиком, уйма кожаной бахромы; хиппи сливались с окружающим миром, растворялись в нем. Более жесткая внешность, порожденная панком (и теперь уже постпанком), предполагает четкие, подчеркнуто обозначенные границы: прямые ноги, весьма надежная обувь, серьезные, безо всяких глупостей, рубашки и куртки. Теперь все молодые ребята выглядят как члены каких-то группировок, городские партизаны, сражающиеся за рабочие места.

Но то теперь, а то было тогда, в самое лучшее в истории время, когда ты был достаточно молод, чтобы не утратить энтузиазма, мог еще чувствовать, что именно здесь ломается волна, на тебе и твоем поколении, сейчас видел, как в который уже раз накатывает очередной вал и снова начинаются все те же пенные забавы, серфинг продолжается.

Ну что ж, может, в другой раз…

А потом мы вернулись в Шотландию и на месяц погрузились в нечто вроде чистилища. Записывая альбом, мы непрерывно находились в радостном, несколько испуганном возбуждении, жили на нервах. Большая, хитроумная, дико занимательная игрушка, вот что такое по сути студия, мы же в ней с непривычки робели. Весь этот месяц пролетел для нас словно на постоянном подогреве, хотя ничего такого мы не употребляли, ну разве что пустим перед сном косяк по кругу для расслабону, да еще та жутко длинная сессия, когда мы решили, что не разойдемся, пока не запишем «Ответ и вопрос», и пришлось глотать колеса, а то бы точно сломались.