Сальваторе Адамо - Воспоминание о счастье, тоже счастье…

Помогая мне в созидании общей нашей страсти, она инвестировала в искусство и тело, и душу свои.

Я уже говорил вам, там, в самолёте на Нью-Йорк, что период удачи миновал меня. Так нет же, он всё ещё длится.

Не злоупотребляю ли я им? Не предстоит ли и мне остаться ни солоно хлебавшим, как тому игроку, что уходит из казино, сделав лишним один последний ход, хотя до того, до хода этого, побил он все рекорды по выигрышу. Я вам пока ещё не говорил, что Шарли (Пьеретту послушать, так она, представьте себе, злая и чёрствая), так вот эта Шарли, которую вовсе я и не забыл, а вынужденно отдалил лишь от неё израненное своё сердце, непредсказуемая эта фантазёрка одарила меня неожиданным подарком. Он-то, подарок этот, и позволил мне хлопнуть дверью конторы Легэ и перемахнуть в новую, настоящую жизнь.

Вы же припоминаете первый диск, записанный музыкантшей моей, который я, напыщенно выражаясь, и спонсировал…

Моя «артисточка» пожелала подписать со мной контракт, в надлежащей форме, по которому не только доставалось мне несколько процентов с продаж, но запретила она ёще и повторную запись произведения на целых десять лет вперёд.

Честное слово, я забыл про эти договоренности и, когда слышал Шарли по радио, ни разу не пришло мне в голову, что она чем-то мне обязана. Я гордился ею и, одновременно, как вы догадываетесь, грустил о ней.

Из щепетильности ли, по совести ли или же по широте души своей, но вспомнила о том певица моя, когда подписывала новый уже контракт, в Голландии. Включив в него I want to be free , в новой, несравненно лучшей, и в оркестровом и в техническом отношении, аранжировке, нежели оригинал, Шарли в письменной форме потребовала, чтобы новый её производитель признал меня в качестве «over ride», иначе говоря, возобновил бы мои права. Она что же, посчитала меня способным воспротивиться новому выходу песни? Не уж то она меня так плохо знала?

Как бы там ни было, но всё это стало полной неожиданностью и созидателю фортуны, о которой я уж и вовсе позабыл.

Представьте себе моё удивление при получении первого чека в гульденах. Невеликое, но золотое дно. Должен ли я был его сохранить?

Столкнувшись с невозможностью обсудить это с главной заинтересованной стороной, отныне и навеки остававшейся со своими мало понятными простым смертным мыслями наедине, я убедил себя, что смогу найти им хорошее применение. Я ни у кого и ничего не крал: мать её получала то, что причиталось дочери. И, потом, это же из-за дурацкого того диска, который Шарли мне оставила. Он затерялся в памяти моей уже в пору моих похоронных дел, задолго до иностранного Легиона.

Всё было по справедливости или же, на худой конец, красивым исходом, ясным и нравоучительным, на пути из нищеты, куда ввергло меня моё мало похожее на жизнь одиночество.

На деле же, я так и не узнаю, кого ж это я любил: авантюристку ли, бедолагу, неудачницу несчастную, растяпу или звезду, в полном её блеске. Одно понял я наверняка, поздно правда: умела она держать слово.

Спасибо, Шарли! Всё классно! Особенно то, как деликатно предоставила ты мне время попрощаться с любовью, которой так бы я и не узнал, приди тебе в голову её со мной разделить. Если только страдание, которым ты меня при том одарила, и есть проявление твоей любви. Тогда спасибо тебе за то, что заставила меня страдать, а значит и жить. Не знаю, чем тебе и подтвердить бесконечную признательность мою; разве что, приду вот к тебе и чмокну в щёчку несколько раз. Видишь, снова я о тебе думаю; как ни крути, а вся моя нежность с тобой. До скорого, надеюсь; бегу слушать сюиту № 1 соль-мажор Баха, очень мне её не достаёт.

А союзницу свою, Пьеретту, вернувшую мне уверенность в себя, предам ли я? «Дело» она продала, хотя подозреваю, что кое-что всё же приберегла (так, мелочь, копейки, но эти инвестиции устоят при любой моде и против любых финансовых потрясений, так что не стоит таким пренебрегать). Как великодушная, но в этот раз вовсе не заинтересованная «посредница» в стряпне счастья для двух, пусть с её слов и созданных друг для друга существ, пожелала она укрыть нас под своим крылом и даже соучаствовала в воодушевлении нашем.

Отправив Шадию за мной в Нью-Йорк, подселив славную сию представительницу берберского племени в квартиру мою в Ситэ , а вместе с ней и присущие её природе нежность и страсть, убедившись что херувимчики никуда отсюда в ближайшее время не сбегут, мадам Дюпре, в кои то веки, смирилась с тем, что деревья бывают и голубыми, и фиолетовыми, и красными… любыми, лишь бы в том был толк. Даже некоторую сумму нам пожаловала; пополненной из кубышки Шадии, хватило нам её, чтобы открыть свою художественную галерею… Скромную.