Сальваторе Адамо - Воспоминание о счастье, тоже счастье…

Воистину случаются денёчки, когда жизнь ваша пускается в пляс.

Франсуаз улыбчива, любезна, предупредительна была до тех самых пор, пока я под rigatoni ai quattro formaggi , на мой вкус всё же дрябловатое, не дал ей понять, что сегодня остаться у неё не смогу. Тут же стала она насмешливой, потребовала немедленно ей рассказать все новости о моём кузене с Сицилии.

На воскрешение в памяти алиби, ссылка на которое утром позволила отсутствовать мне среди дня, потребовалось несколько секунд.

— У него всё хорошо…

— Отчего же ты не привёл его с собой, ему что же, неловко?

— Ему с Розарио хорошо и полицейские истории он любит, вот и ужинает с ним. А спать ко мне придёт, не на улице же его оставлять, задерживаться потому не смогу; надо, хотя бы немного, о нём позаботиться и мне самому.

— Ну, конечно, понимаю. На десерт что-нибудь закажешь, Жюльен?

Себе она попросила одно маленькое zabaglione , один кусочек torta di mandorle и ещё tiramisu .

Я посмотрел на неё недоумённо:

— Но, Франсуаз…

— Что, мой маленький Жюльен? Нужно же чем-то всё компенсировать.

— Будь же, наконец, благоразумной…

— А ты, ты-то таков, мой Жюжю? Пренебрегаешь мной тени ради, воспоминания для.

— Да о чём ты?

— Ладно уж, Жюльен. Не продолжай, не то совсем запутаешься.

И, взвизгнув да охнув при виде в линейку выставленных перед нею метрдотелем Джузеппе всех трёх десертов, сознавая при том всю пародийность собственной схожести с приютским дитя, пухлое это создание свои полные слёз глаза опрокинула в мои, отбросило вилку и, запустив в пирожное пальцы, принялось обжираться.

Мне стало стыдно. Не за неё — за себя. А что мне оставалось, честным быть? Я пытался… не захотела она понять. Сноровисто упаковала меня, да в мою же мнимую любезность. Не могла, верно, догадаться обо всех тех планетах, что таскал я за собой, и которые тяготели ко мне, а уж о той, на которой я в тот момент находился, менее всего. В полной наивности слушал я её и улыбался тому, как она чего-то ждёт, чем и обезоруживал. Мы являли собой два прислонённых, никогда не переплетавшихся одиночества. Да, так оно и было.

Высадила Франсуаз меня на въезде в Сите .

Поднимаясь к себе в студию, принимаю решение чистосердечно объясниться с ней, как только смогу при том смотреть на неё незамутнённым глазом. Теперь же, хрусталики мои позапотевали, следовало как можно быстрее проветрить их, дабы не разлетелись они в куски от удара о ближайшую, реальностью брошенную в голову мою мостовую.

Следующим утром Франсуаз не явилась в офис. Отец её сообщил, что наконец-таки решилась она на утренний спортивный моцион. Записалась на курсы гимнастики и аэробики, о чём я ей сообщил тем днём, как увидел анонс в местной газетке; на фото признал я в инструкторе одного из своих однокашников по выпускному классу классической гимназии. По-видимому, прискорбное поведение моё накануне и заставило принять её тяжкое это решение. Был я уверен, что вдобавок ко всему вообразила она, будто отсутствие огонька в моём к ней отношении увязано с внешним её видом, хотя по правде сказать не придавал тому я никакого значения. Уверяю, что не влюбился б сильнее, будь у неё и осиная талия. Никогда вопросом этим не задавался, не было у меня желания по этому поводу напрягаться и в тот день.

От обязанностей своих по работе не отвлекался я вплоть до обеденного перерыва — в общем водовороте событий на меня возлагалась роль главной «антенны». Лишь три звонка пропустив, снимал трубку, так было условлено. Сам звонил в том же духе — таковым был код опознания. Двойной агент триумфально сообщил мне, что Фернан должен, мол, остаться довольным, затем витиевато изложил географические координаты автомобильной аварии, с тремя трупами, случившейся на территории подвластной Легэ.

Имена и адреса были мною тут же записаны.

Затем я обратился в главную клинику региона, к самой мадам Клод, но не к той, о которой вы сразу же подумали, хотя повседневные хлопоты этой парочки отличались друг от друга также мало, как и их имена. Список пациентов, кому маячило вскоре лишиться своих коек и притом, конечно же, вовсе не улыбалось выздоровление, матрона из регистратуры мне таки дала.

Делал я всё так, будто низости хлопот сих не сознавал. Тем оправдывал их, что, дескать, и до меня существовали формальности, что следую правилам, мол, и не более, и что, наконец, мирок этот сдобрен Фернаном весь целиком, и потому из объятий его улизнуть не смеет.