— Да, папа, конечно это он. Спасибо, па!»
Целую отца, стискиваю Бабелюта. Отец счастлив, и я, не желая огорчать его, не осмеливаюсь сознаться, что несколькими днями ранее отыскал свою собаку мертвой на краю ручья, пересекающего угодья фермерши Лизы-четырнадцать-ляшек, было у той семь дочерей… откуда и заумное это её прозвище. Там его я и похоронил, никому не раскрыв своего секрета.
В результате 2-е ноября 1986-го, в дополнение к свершившемуся курьёзу, зависло между нетерпением и отчаянием.
Рассеянная моя подружка о годовщине моей не вспомнила и на лестничной клетке не дожидалась. При всём при этом, мне предложено новое амплуа. Смотрю в небо за окном, припудрившее Ситэ первым снегом, скрасившим неудачи уходящего дня.
В ноябре снег, в декабре Рождество, думалось мне тупо и в том же духе продолжилось: в мае, после апреля — Пасха… и то, и другое у продавщиц Галерей почему-то вызывало хохот…
Полузабытое фото из пожелтевшей тетради…
Томится, места себе не находя душа…
За окном вьюжит круговертью невзгод.
Устилают землю хлопья светлых мыслей,
Падают… прямо под ноги прохожих…
По комнате моей кружит медленный вальс.
Чуден он вдвойне, когда за окном бушует непогода.
Открываю глаза и вижу — раскрытый, пустой чемодан.
Куда же подевался мой, нет, наш остров?
Похоже, утерян он… навсегда.
И надо же было тому случиться именно сегодня,
Когда всё окрест белым бело,
И куда-то запропастился горшок зелёной краски.
Знаешь ли ты, зелено ли что-либо под той белизною?
Всё вокруг в снегу и во льду, как и наша комната,
И в ней, свернувшись калачиком, уснуло время…
Оно похрапывает. Не пощекотать ли ему пятки?
— Молодой человек, не сломайте мне ноги!
— Вот те на, так они и у вас есть, уважаемое Время!
— Это Вас удивляет?
— Ну, поскольку Вы, то и дело, собираетесь в дорогу, я уж было подумал…
И мне становится вдруг понятным смысл бытующего предрассудка об убегающем времени…
— Не будем ссориться, на то нет причин; милашка моя рядом и у меня есть ещё время… не так ли, уважаемое Время? Нет ли, кстати, у Вас косы? Нива моя вполне созрела и требует жатвы.
— Вы спутали меня со Смертью, молодой человек!
— При чем тут Смерть! Я просто косу попросил, а Вы о Смерти,
И удивляетесь при этом предвзятости моих идей.
Мелким моим клише, готовым к набору.
Ну, подайте же мне косу, уважаемое Время, подойдут и ножницы или что-то в этом роде, не столь уж это и важно, в конце концов, или дайте мне свои заверения?
— Как, не столь уж и важно?
— Уважаемое Время, опять Вы, рассуждая, истекаете!
— Хорошо, примите мои заверения в истинном к Вам почтении.
— Да, нет же, уважаемое Время, я просил заверений относительно моей дальнейшей жизни, но только не тех, что дают страховые компании из небоскребов квартала Дэфанс… не их.
Хотелось бы иметь страховку от обволакивающего подобно савану, леденящего одиночества. Однако поздновато, я заражен вашей идеей и тоже говорю о смерти. Скажите же, есть правда ль в том, что в гараже её храните за спасибо Вы автомобиль свой? И поставляете взамен клиентов ей. Подождите, так вы зазывала! Нет, сводница! Ничего себе житуха, не так ли, уважаемое Время?
— Мне не о чем жалеть.
— И об этом говорите Вы… хотя всё относительно и не мне вас учить. Ну, хорошо, Вы этого не знали. Не можете же Вы знать всё, что говорят на Ваш счет, который, между нами говоря, не так уж и плох. Кстати, Вы-то вкладываете во что? В годы, в войны, в публичные телелотереи? В череду веков? В остановки на крестном пути к Голгофе? Говорят, будто бы их четырнадцать, и у нас, пока что, была лишь первая. Браво! Это обнадёживает!
Не желаете ли апельсин? Он одного цвета с забытым ею впопыхах свитером.
Хотя Вы же не ведаете о подобной пище…
Я очистил бы его для Вас, он полон витамина С, и от них не полнеют. Разве толст я? Я тощ, неприметен. Виной тому не несколько взорвавшихся в моей клетке апельсинов, а навечно запечатленный в воздухе этой комнаты аромат её духов, рисунок её движений. Она то, чем переполнена моя грудь, и она может разнести меня вдребезги… она, она, она… и, уважаемое Время, перестаньте же наконец втискиваться между нами.
Читать дальше