Франсуаза Саган - Приблуда

В итоге ему осталось только с изумлением проследить в окно, как Герэ широкими шагами удаляется в направлении террикона. Ярость и стыд исказили лицо Мошана, на него было страшно смотреть, зато присутствовавший при сцене юный помощник бухгалтера улыбался от счастья, уткнувшись носом в счета. Мошан вышел, громко хлопнув дверью.

Герэ играл с собакой возле террикона. Он кидал палку, а собака ее приносила, и сам он тоже прыгал и резвился как юнец – да он и вправду был совсем еще молод. Он смеялся, звал собаку то Плутоном, то Милу; он даже прихватил пачку печенья, которую они съели вдвоем, присев под терриконом.

В дом он вошел, насвистывая, остановившись в дверях кухни, весело крикнул: «Добрый вечер», – но кухня была пуста, и он, сам не зная отчего, испытал досаду. Он поднялся в свою комнату и замер: убогие стены были увешаны пестрыми афишами туристического агентства, с которых купальщицы в бикини глядели на вязаные салфеточки. Комната совершенно изменила свой облик. Он помялся, открыл печь и запустил руку в глубину, нисколько, впрочем, не сомневаясь в том, что он там обнаружит: действительно, драгоценности были на месте, и он чуть ли не разочарованно запихнул их назад в тайник. Потом присел на кровать, но вдруг вскочил и сбежал вниз: в кухне по-прежнему никого не было.

Он бежал всю дорогу и в кафе «Три корабля» вошел, с трудом переводя дух. Николь сидела с Мюрьель, на столике перед ними лежала газета. Выделявшийся крупными буквами заголовок: «СМЕРТЬ В КАРВЕНЕ. УБИЙСТВО МАКЛЕРА» – поначалу не привлек внимание Герэ, видимо, из-за того, что термин «маклер» ассоциировался для него исключительно с биржей. Только место действия – Карвен – побудило его рассеянно продолжить чтение: «Жертвой стал некий Грюде, житель Бельгии… сомнительные занятия… замечен на границе…» И тут вдруг ему бросилось в глаза слово «драгоценности»: «Накануне жертва, добиваясь отсрочки, предъявила кредитору драгоценности: ювелирные изделия на сумму восемь миллионов новых франков, по оценке кредитора…» Герэ обернулся к Николь, хихикавшей с подружкой:

– Вы видели?

Он показал им газету, девицы по-бабьи завизжали. Герэ с каменным лицом слушал их причитания.

– Семнадцать ножевых ран… Какой ужас… – бормотала Николь. – Бедняга был еще жив, когда этот сбросил его в воду.

– Этот? – машинально переспросил Герэ.

– Ну, убийца. Неизвестно даже, кто он. Ясно одно: драгоценности он забрал.

– Неплохо, а?! – вставила Мюрьель. – Восемь тысяч кусков…

Мюрьель была циничнее, а потому привлекательнее подруги. Николь возмущалась, Мюрьель над ней посмеивалась:

– А что… ты б отказалась, если б тебе подарили эти украшения? Представь себе, твой ухажер преподносит тебе такую вещицу…

Она кивнула на Герэ, а Николь покраснела от смущения.

– Я ничего от него не требую, – ответила она с достоинством, но ее ответ почему-то вывел Герэ из себя.

– Неправда, – огрызнулся он. – Требуешь! Требуешь, чтоб я всю жизнь просидел здесь, у Самсона. Ты с детьми дома на пособии, а я – в бухгалтерии на Мошана ишачь. Вот чего ты требуешь!..

Голос его дрожал, к горлу подступил комок, он ощущал себя жертвой чудовищной несправедливости. Девушки ошеломленно смотрели, как он встал, вышел из кафе и удалился в сторону большого террикона.

Подойдя к пансиону и увидев мадам Бирон на пороге, он сначала обрадовался, потом удивился. Вроде бы она смотрела на него, но на всякий случай он дважды обернулся, проверить, нет ли кого еще позади. Герэ впервые видел ее в дверях. Он остановился и произнес: «Добрый вечер», – с подчеркнуто вопросительной интонацией, но хозяйка продолжала глядеть на него молча, а лицо ее источало непонятное радушие. Она преграждала ему дорогу. Затем церемонно отстранилась со словами: «Добрый вечер, месье Герэ», причину столь почтительного обращения он не понял даже тогда, когда увидел в кухне развернутую газету.

Вдовец Дютиё вернулся из поездки к дочери. На столе в столовой он разложил фотографии внука.

– Посмотрите, – сказал он, повернув к Герэ счастливое, багрового цвета, лицо, – это мой внучек. Ему неделя. Прелесть, правда?

– Да, да, – смущенно поддакнул Герэ. – А это ваша дочь?

– Это мама, да. Ничего дочка у старика Дютиё?

Старик уже хватил немного лишнего. Он то всхлипывал, то хохотал, а мадам Бирон взглядом показала Герэ на бутылку Бирра. Она заговорщически улыбалась, и Герэ поймал себя на том, что улыбается ей в ответ.

– Выпейте же Бирра, месье Герэ, – сказала она. – Дютиё угощает.