Михаил Осоргин - Вольный каменщик

Схема дальнейшего повествования такова. Егор Егорович Тетёхин не удовлетворён действительностью. Мы должны припомнить, что прежде он принимал жизнь просто и охотно: довольствовался тем, что жил не хуже, а может быть, и лучше других. Конечно, под другими Егор Егорович разумел не настоящих людей, живущих на собственной территории и избирающих себе более или менее подходящее правительство, а людей русских, то есть бывших людей, ушедших с чехословаками, с Деникиным, с Колчаком, с Юденичем и другими героями и предпринимателями за пределы отечества. Хотя среди этих бывших людей очень многие остались на визитных карточках сенаторами, академиками, генералами, атаманами, присяжными поверенными и министрами губернских и уездных директорий, — но в действительности только по метро ездили в первом классе, а в остальных отношениях жили плохо. Егор Егорович почти с первых дней парижской жизни был устроен, не нуждался и занимал пост ничем не хуже, чем в родной Казани.

Таким образом, неудовлетворённость Егора Егоровича действительностью — по схеме нашей повести — относится не к личному, а к общему, правильнее сказать, — к организации на земле человеческого бытия. По части микрокосма — никаких особенных возражений, но с макрокосмом дело обстоит худо.

Неужели вы думаете, что маленький человек об этом не помышляет или не имеет права рассуждать? Мир плавает во зле, как клёцка в супе, философы глубокомысленно бездействуют, а маленький человек должен молчать и не рыпаться?

Маленький человек удобно усаживается в кресле и развёрнутой газетой делит мир на две половины. Его, например, интересует результат заседания особой комиссии Лиги Наций по выработке вопросных пунктов, которые будут предложены сторонам в чрезвычайно спешном деле предупреждения возможного вооружённого столкновения, впрочем, уже происшедшее го, между княжеством Монако и Южным Китаем. Работы комиссии, по случаю двух рядовых праздничных дней и летнего отдыха, прерваны были на обсуждении семнадцатого пункта тридцать восьмого раздела второй части третьей редакции. С удовлетворением узнав, что заслушаны и одобрены ещё два пункта того же раздела, маленький человек вступает на борт нового огромного атлантического парохода, с прекрасными ваннами, барами, театром, гольфом, аэродромом, велодромом и ипподромом, — и кресло читающего начинает мерно покачиваться. Но тут появляется чемпион тяжёлого веса, и маленькому человеку приходится спасаться от его нокаута на блестяще оборудованном шарике в стратосферу, откуда, в летучей стайке советских парашютисток, Егор Егорович благополучно спускается в Нью-Йорке прямо на голову общественного врага номер первый, сидящего на электрическом кресле. Профессор неслыханного, но существующего американского университета, приняв гостя за негра, прививает ему рак и немедленно излечивает его слабой дозой яда кобры. Едва оправившись от испуга, маленький человек должен спешить обратно в Париж принять портфель министра труда в новом кабинете национального объединения, но, по ошибке, попадает на свадьбу холливудской дивы, только что разведшейся с шестым (по её счёту) мужем. Такой скандал вызывает запрос в английской палате, причём министр ограничивается лаконическим «угу», влекущим за собой комментарии мировой печати и падение суэцких акций и голландского гульдена. Голова маленького человека распухает и едва втискивается в противогазовую маску; но уже поздно, и арийский палач огромным топором оттяпывает голову Егора Егоровича по самые плечи.

— Ты спишь или читаешь? — негодующе спрашивает Анна Пахомовна, принёсшая своё счастье в жертву этому человеку. — Я прошу тебя посмотреть номера последнего транша лотереи. Я уверена, что мы опять ничего не выиграли.

Анна Пахомовна угадывает. Егор Егорович удивлён:

— Неужели ты покупаешь эти билеты?

— Я купила две десятых части. Но ведь все же покупают.

Егор Егорович усиленно трёт лоб. Как-то не укладывается в его голове каша и путаница событий; то есть она укладывается, но остается кашей. Что такое происходит в мире? Всегда ли было так или делается все хуже? Есть ли это прогресс или полное крушение? Зачем ей седьмой муж? Что он хотел сказать своим «угу»? Что в данном случае означает «национальное объединение»? И как может шведский король в такое время играть в теннис, который даже Жорж отменил на время экзаменов?

Во всяком случае, мир подлежит пересмотру и переделке. Кто этим займётся? Очевидно, — избранные люди, мудрецы, посвящённые. Сам Егор Егорович имеет честь принадлежать к их числу, но, конечно, его роль может быть лишь самой ничтожной, подсобной, так как нет у него ни достаточного образования, ни опыта, есть только искреннее желание быть полезным человечеству. Но как? В чем? С чего начать?