Забавно, например, что Ярослав Гашек более популярен в России, нежели в Чехии. Мне кажется, что такая популярность, равно как и популярность Ильфа и Петрова, связана с тем, что ядро их гениального смеха определено господствующим в обществе принципом отрицательной селекции, согласно которому на социальный верх поднимаются самые глупые и самые ничтожные, а умные и симпатичные — или жулики, или остроумные бездельники, живущие чем Бог пошлет. Конечная бедность Остапа Бендера оказывается следствием его внутренней свободы, его природной легкости и своеобразной порядочности.
Что же будет? Может, произойдет чудо: напряжение окажется настолько велико, что произойдет какой-либо социальный инсайт, прорыв в качественно новое состояние. Может быть, Путин и есть такой знак, хотя его успех и успех России при нем зависят не только от него, но и от способности и элиты, играждан консолидироваться, осознать, что процветания целого зависит от нашей способности к самоограничению. Такое бывало в истории. Например, когда целые народы меняли религию. А может, Россия развалится на большее или меньшее количество частей, и в каждой из них по отдельности общество консолидируется, выберет себе какую-либо социальную модель, создаст свой, уникальный миф. Как конкретно будет происходить распад страны, пока предсказать трудно. Повторю, что он, хотя и очень вероятен, все же окончательно не неизбежен. Правда, лично я не верю в благополучный исход.
И прежде всего потому, что в основе всего лежит моральный выбор, а не какие-либо обстоятельства. Рим, как известно, пал не потому, что там жили дураки, а потому, что сила духа была на стороне варваров.
Андрей БЫСТРИЦКИЙ.
Солженицын читает Бродского
Ровно сто лет назад два величайших русских мыслителя не сговариваясь обрушились на двух поэтов, занимавших огромное место в умах и сердцах российского читателя. Лев Толстой выступил с длинным — на семьдесят страниц — очерком «О Шекспире и о драме» (1900); Владимир Соловьев написал статью «Лермонтов» (1899).
«Содержание пьес Шекспира… — пишет Толстой, — есть самое низменное, пошлое миросозерцание, считающее внешнюю высоту сильных мира действительным преимуществом людей, презирающее толпу, то есть рабочий класс, отрицающее всякие не только религиозные, но и гуманитарные стремления, направленные к изменению существующего строя.
…У Шекспира нет естественности положений, нет языка действующих лиц, главное, нет чувства меры, без которого произведение не может быть художественным.
…Искренность совершенно отсутствует во всех сочинениях Шекспира. Во всех их видна умышленная искусственность, видно, что он не in earnest (не всерьез), что он балуется словами».
Соловьев же просто объявил Лермонтова падшим человеком, целиком поддавшимся дьявольским соблазнам гордыни и бессердечности.
«Мы не найдем ни одного указания, чтобы он когда-нибудь тяготился взаправду своею гордостью и обращался к смирению. И демон гордости, как всегда хозяин его внутреннего дома, мешал ему действительно побороть и изгнать двух младших демонов (злобы и нечистоты. — И. Е.) и когда хотел — снова и снова отворял им дверь…
Лермонтов ушел с бременем неисполненного долга — развить тот задаток великолепный и божественный, который он получил даром. Он был призван сообщить нам, своим потомкам, могучее движение вперед и вверх к истинному сверхчеловечеству, — но этого мы от него не получили… Облекая в красоту формы ложные мысли и чувства, он делал и делает еще их привлекательными для неопытных…»
И вот сегодня, словно отмечая столетний юбилей тех словесных баталий, что отгремели в России в начале XX века, Александр Исаевич Солженицын пишет о поэзии Иосифа Бродского («Новый мир», 1999, № 12). Даже читатель, не являющийся профессиональным филологом, может заметить, какой огромный труд был вложен в эту статью. Каждая мысль в ней, каждый тезис подкреплены и проиллюстрированы множеством строчек-цитат из стихов Бродского. Поистине эта статья — подвиг скрупулезности и усидчивости. Подвиг, оставшийся без вознаграждения, ибо автор здесь трудился, явно не получая эстетического наслаждения от рассматриваемого материала. Разбор, анализ, сопоставление, одобрительные и отрицательные оценки — всему нашлось место в этом исследовании, кроме простого читательского восхищения стихами.
Нет, в отличие от Толстого и Соловьева, Солженицын не становится в позу обвинителя и тщательно избегает прокурорских интонаций. Он находит много достоинств в поэзии Бродского, выделяет превосходные стихи, строчки, образы. Вот о стихах ссыльного периода: «Ярко выражено, с искренним чувством, без позы». «Отменно удачная „Большая элегия Джону Донну“». «В рифмах Бродский неистощим и высоко изобретателен». «Образы, тропы, сравнения бывают хороши». «Во всех его возрастных периодах есть отличные стихи, превосходные в своей целости, без изъяна».
Читать дальше
