В небоскребе, как и мечтал когда-то Петр, теперь развлекательный центр, но на фейс-контроле стоит Ванька с дружком и местных пускает «под настроение».
— Но я там свой, понял? — подмигивает Петр.
Хотя, конечно, не все так, как мечталось: бандуристов перекупило рекламное агентство, а в Пень-хаузе теперь океанарий: поднимаешься в то помещение — и видишь там за стеклом скатов и мурен и ничего больше. А сколько было надежд!
— Зато коровы, — мысль Петра делает внезапный, но точный зигзаг, — поздоровей нынче, добываем корм. Рожают телят и, как положено, облизывают. А это значит — будет жить. Со слезами гляжу!
Судя по красным его глазам, это бывает нередко.
— Но главное ж, — восклицает он, — терминал построен, подходят танкера! А этот, — влюбленный взгляд на сына, — там оператором-сливщиком у них. По триста номеров цистерн, бывает, сливает за раз!
Славка его кривится:
— Ну что ты, батя, несешь?
— Ревнует в отношении производства, — гордо поясняет Петр и, не сдержав радости за карьеру сына, восклицает: — Ну а что ж, коли хорошо? Чистота ж абсолютная! Даже дождевая вода с терминала в море не попадает, сразу на очистку идет! Представь: лебеди плавают! Но не белые, а наши, южные. Черные.
…Кстати, первым лебедем там когда-то был я. Но племяша это вряд ли заинтересует. Зато кое-чем радует Петр.
— Тут как-то померла королева Бурунди, небольшая пьянка была. Так тебя вспоминали с теплом.
— Кто ж вспоминал меня с теплом? — не верю я.
— Ну, этот бровастый… Зыкин наш. Говорит: «Тут твой брат приезжал — большой чудак. По-прежнему умывается из портфеля?» — «Это почему же?» — говорю… В общем, вспоминали с теплом. Ну, я до туалету! — исчерпав все самое главное, с облегчением произносит Петр.
Он удаляется, а я иду с кухни в комнату и погружаюсь в мой роман «Мгла», вечный символ свободы и неопределенности.
Но недолго длится эта идиллия: дребезжит звонок, и я по ритму его узнаю — Лидия Дмитриевна, соседка с третьего этажа! Я открываю. В ней нет уже прежнего кокетства, а лишь отчаяние:
— Этот ваш визави совсем распоясался — по телевизору одни помехи опять! Хотя бы вы…
Спасибо за комплимент!
— …сказали ему!
И я иду.
Илья Плохих
Глаза не врут
Плохих Илья Николаевич родился в 1965 году в Свердловске. По профессии инженер-электрик. Стихи публиковались в столичных и провинциальных журналах и альманахах. Живет в Подмосковье.
* * *
На меня все время смотрят стены
трещинок прищуром, паутины.
Я на них в предчувствие измены
вешаю афиши и картины.
На меня все время смотрят двери.
Нет и в этом взоре соколином
ничего, чтоб стоило доверья.
Я глазок замажу пластилином.
На меня все время смотрят окна.
В хмуром взгляде тучи, трубы, д`ымы.
Если их зашторивать неплотно,
то они подсматривают в дыры.
Рисуя кошку
Конечно, довольно обидно для кошки,
что вышли у кошки невзрачные рожки,
но все-таки кошка не будет забыта:
мы ей нарисуем большие копыта.
Мне эти кошачьи копыта весомо
напоминают чугунные гири,
а жители снизу уходят из дома
в тот час, когда бродит она по квартире.
* * *
Говорят, глаза не врут,
говорят, что среди мути
в них не скроет тайной сути
даже самый ловкий плут.
(Говорят, глаза не врут.)
Говорят, глаза не врут,
выражая нас реально:
если есть на сердце тайна,
в них узнать ее — не труд.
(Говорят, глаза не врут.)
Говорят, глаза не врут:
это две большие чаши,
по которым чувства наши,
словно лодочки, плывут.
Большая медведица
Нетопыри спешат повеситься —
остатком дней не дорожат,
когда в Сибирь зовет медведица
своих сбежавших медвежат.
Печален звук, который создали
ее несчастные бока.
На животе большими звездами
мерцают капли молока.
И снова старый слух муссируют
в лесах бессонные медведи,
что матерей своих не милуют
беспечно нынешние дети.
* * *
Под ногами ледяная корка.
Поздний вечер. Вьюга. Стужа. Вторник.
Девушка стучится в двери морга,
рыжий санитар — ее любовник.
Рыжий санитар в халате белом
занят у стола привычным делом,
как хирург, корпит над бренным телом.
(В это время девушка стучит.)
Сквозь больные завыванья вьюги
санитар услышит эти звуки,
санитар помоет быстро руки
и на зов любимой поспешит,
а потом разбавит спирт водою,
а потом из шкафа вынет снедь,
огненной, как лев, тряся главою,
очень задушевно будет петь.
Девушка пожмет в порыве руку
санитару, за талант воздав,
станет тот ласкать свою подругу
на кушетке с надписью «Минздрав».
Под ногами ледяная корка.
Поздний вечер. Вьюга. Стужа. Вторник.
Девушка стучится в двери морга,
рыжий санитар — ее любовник.
Я иду своей дорогой мимо,
и тревожит мысль одна уколом,
что и мне когда-то молчаливым
быть придется встречи их декором.
Читать дальше
