27. IV. «Уж такая жизнь, что не приведи-то Господи! За один год на меня восемь выпадов!.. Только подумать надо, как все это пережить… Первое дело — овца пала. Купили трех овец — две принесли мертвых ягнят. Потом поросенка задавили ребята на улице, потом лошадь обезножела, муж захворал, крыша на сарае провалилась, а теперь — пожалуйте! — еще напасть: дочка невенчанная сына родила!»
5. V. Неожиданный результат моего обращения к командиру полка (см. 26.IV).
Жена приносит мне обратно мое письмо с сообщением, что командир не может разобрать написанное мною, и просит меня написать покрупнее и появственнее: «Я должен, говорит, вслух прочитать твоему мужу, о чем пишет доктор, а как же буду читать, когда разобрать не могу».
— Вот тебе раз — я и так старался написать лучше, чем всегда пишу. Вы-то сами ведь разбираете?
— Конечно, разбираю… дак чего уж с теперешних спрашивать: называются командирами, а совсем ведь малограмотные.
Переписал заново, большими буквами.
— Ну, теперь ладно будет, разберет?
— Теперь, пожалуй, разберет… как не разобрать — ведь я каждое слово издали вижу!
«Музыка и человеческая душа — да ведь между ними никакой разницы: они сестры. И когда человек играет или слышит музыку, обе сестры сходятся, обнимаются, поверяют друг другу свою тоску, желания, радости и надежды, ласкают друг дружку — и человек радуется, сам не зная чему, или скорбит, не знаю о чем» (из моих старых записей).
10. V. Мать о сыне.
«Пришел как-то сынок ночью выпивши. Подошел к постели и сноху-то хлясть по лицу. Заступилась я… А он на меня, да все под зад-то сапогом, все сапогом, а сапожищи-то гвоздями подбиты. И не раз, и не два, а поди разов пять ударил. Как есть, всю искалечил, да и как не искалечить — не молоденькая, восьмой десяток пошел. А что ему сделала? Только молодуху, вишь, пожалела. На сносях ходит! Вот и пришла к тебе: полечи уж, сделай милость!
Только — прости ты меня Христа ради — не обидься, что я тебе скажу: никому не говори про сына-то, не засади его кому-нибудь. Мастер-то он больно хороший. А как выпьет этого самого „сраму“-то, „говна“-то этого, — так без ума и сделается. Тебя как звать-то? Вот я и помолюсь за тебя. Уж больно я в Бога-то верю. Грешница — только по ночам молюсь, тайком молюсь, чтобы никто не увидел да не засмеял».
«Радехонька бы умереть — да смерть-то не приходит. Прошу у Господа смерти, как милости: от нонешней-то жизни, от деток-то любезных».
«Уж не собиралась в Рыбну-то, да услыхала, что тебя переводят в Москву. Уж што у нас в деревне-то горя-то было… Видно уж, помирать надо будет без тебя. Вот и приехала проверить — правда ли?» — «Кто же меня переведет в Москву или другое место, если я сам не захочу?» — «Силой будто перевели. Сначала сказали — в Ярославль: ну еще до Ярославля можно доехать! А потом, говорят, в Москву: ну уж в Москву-то не доехать!»
14. V. Мать о дочери.
«К Пасхе-то все торопятся, готовятся, у всех-то одна забота, как бы встретить праздник с радостью. А мне-то как тяжело — нету у меня родимой моей детушки. Звонят — такая тоска подымается. Забьюсь в угол — всю ночь просижу и проплачу. Уж, видно, пока не закрою глаза, не видать мне покою!»
Имя: Владлен; фамилии: Нечесанова, Баланцева, Моченова.
21. VI. На улице мать кричит дочери 3-х лет: «Не ходи за мной, окаянная! Тебе говорят, нечистый дух! Иди домой, засеря! Вот я тебя, черт вялый! Иди домой, черт, глиста окаянная!»
«Слава тебе, Господи! К кому хотелось, к тому Господь и привел. Сразу лучше стало, как вошла: как будто вполовину болезни не стало».
«Кажный вечер молюсь: Господи, скоро ли ты их сковырнешь — никакой мочи больше нет терпеть!..»
«Заставляют вязать метелки по 5 штук на человека. Мы заявили: не по пять, а по сотне рады навязать, чтобы этими метелками вас прогнать» (из записей 1919 года).
«Чересчур» довольна вами.
«Кашляю, да не больно люто, — так, керкаю немножко».
25. VI. Девочка-беженка из Самарской губернии, 15 лет, явилась ко мне на осмотр по поводу острого бартолинита (гонорейное заражение). Чтобы доехать до Рыбинска, чуть не на каждой пристани ей пришлось отдаваться матросам. Таких случаев не один, а несколько известны мне (из записей 1920 года).
«Нам, русским, хлеб не надобен: мы друг друга едим и через то сыты бываем».
«Барышня?» — «Нет, дамочка!..»
«Мы возьмем трубку Карла Маркса, набитую ленинским табаком, и, закурив эту трубку, дымом и искрой ее зажжем Октябрь в Европе» (из речи одного учителя на Всероссийском учительском съезде 1925 года).
Читать дальше
