7. XII. «Он к вам придет… Поговорите вы с ним, ради Христа. Сошелся с бабой, да хоть бы какая чистая была, а то вся-то грязная, путается со всеми, и мальчишка у нее совсем гнилой. И от нее-то ко мне лезет, не опасайся, говорит, я секрет знаю от всякой заразы… Ах, доктор, как тяжело жить!»
10. XII. «В деревне нынче плохо совсем жить. Беднота эта самая донимает. Ничего не делают. Только и занимаются тем, что нюхают, как кто живет, да что есть, да что делает, да много ли скотины на дворе… А потом и доносят, за это и деньги получают, и ссуды всякие, и хлебом кормят. Так, ничего не делая, и живут, да еще нас поднимают: мы-де начальство над вами».
13. XII. Девочка 8 лет просит прийти к больной матери. «А что у нее?» — «А у нее после аборта — все болит!»
14. XII. «Кулаком считают, потому что поросят держу».
16. XII. Школьный работник. Тяжелая неврастения. Кроме школьных занятий привлечен к работе по займу индустриализации, клубная работа, доклады в ВИКе, конференции. В последнее время выбрали в комиссию по отобранию церкви под клуб. «Вот и живи так, чтобы и начальству угодить, и крестьяне были довольны!»
«Сами знаете, какое у нас — пожарников — жалованье? А деньги теребят почем зря. Ребята в школу ходят — купи сапоги, книги, тетрадки. А на службу придешь — то на клуб подпиши, то в МОПР дай, то на беспризорника, тут тебе индустриализация и еще — пес ее знает! — что, а жри уж, что останется!»
19. XII. Молодежь скоро опомнится. Как только семейством обзаведутся, пить-есть всем надо будет, обувка там, одевка, так и заревут, да еще и как! Вот тогда и поймут и вспомнят нас, стариков, что не зря мы говорили: «Нельзя так народу существовать!»
22. XII. «Расстроилась: муж в тюрьме служит — сказали, что, кто служил в тюрьме при старом режиме, всех к увольнению. А всей и службы-то его только год при старом режиме, но, между прочим, никаких слов не принимают и слушать не хотят!»
«Приехала на лучи, а лучей-то в ту пору не оказалось… говорят, что в отдыхе на сколько-то время».
«Про питание уж лучше не говорить, доктор! С мужем развелась уже шесть месяцев, работы никакой. От мужа ничего не хочу брать, даже не хочу спрашивать, где он. Гордость не позволяет! Лучше умру, но не буду ему обязываться. Тяжело, доктор. Сегодня мороз 20 градусов, а у меня на ногах, как видите, летние ботинки, без галош. Хоть бы дома-то согреться около печечки — так топить-то нечем!»
«24 года жили с мужем — теперь приходится уходить… В месяц-то раз десять прогонял из дому. Сегодня ночью-то зябла-зябла в коридоре, в одном платьишке, под утро уж в сон стало клонить, еще бы немножко — и замерзла бы: спасибо, соседка оттерла!»
1929
11. I. Фамилия: Забинтуева.
15. I. Старуха 76 лет. «Пока силы хватало — торговала семечками, тем и кормилась. А теперь силы-то нету, да и стужа, стужи-то не могу терпеть. А дочка-то без работы, ходит на биржу, а все без толку. Теперь, кормилец ты мой, приду домой-то, а за стол-то и боюсь садиться. Дочка-то сердится: „Невелика работа постоять на улице с корзинкой, а не хочешь — не буду тебя кормить!“ Вот уж три дня и не обедала и не ужинала. Ноженьки-то и рученьки-то не терпят холоду, не могу стоять на улице… плачу, плачу и ума не приложу, что делать буду!»
«Встала утром, взглянула в зеркало, так и ужаснулась: лицо-то нехорошее, нечистое, глаза-то какие-то неправильные, как будто искосились и застыли, как у покойника. Руки-ноги озябли вдруг, и сердце перестало биться. Закрылась с головой одеялом и думаю: сейчас смерть придет!»
16. I. Родители (из деревни около Шестихина) привезли ко мне для осмотра девочку 4-х лет. Жутко смотреть, до чего взволнованны и расстроены оба. Оказывается, что их сын 14 лет уже несколько месяцев насиловал четырехлетнюю сестренку. «Уйдем с женой работать, а мальчишку-то оставим нянчить девочку, а он вон чем занимался… Теперь вся деревня знает, проходу нам нету, мальчишка скрылся из дому — вот уже два месяца его нету, видели раз на станции, и с тех пор ни слуху ни духу». Мать говорит, когда отец с девочкой вышли в приемную: «Что мне делать? Видеть после этого не могу свою дочку, колочу ее, пинаю ногами; понимаю, что она не виновата, а ничего с собой не могу поделать, боюсь, что как-нибудь задушу ее».
«Сочли меня кулаком, а за што, и сами не понимают: хозяйство вел справно, всю жизнь работал, всем помогал, семью большую вырастил и всех в люди вывел… Только и думаю, что дьявол „их“ сомущает, сами не знают, что нельзя пренебрегать теми, кем не надо бы пренебрегать… Думал-думал и написал Рыкову письмо страниц в двадцать. Не выбирайте, говорю, меня никуда, ни в какие Советы, никуда я и сам не пойду и не хочу, ни на какие собрания не хожу и не буду ходить, все буду дома сидеть и к себе никого не пущу. Научите только, что мне делать, чтобы хоть какую-нибудь пользу приносить людям. Не привык я без дела сидеть сызмалости. Знаю, что ничего мне не ответит, только душу отвести хотел».
Читать дальше
