Эдуард Тополь - Настоящая любовь или Жизнь как роман

ВРАНГЕЛЬ. Ваше высокопревосходительство, но неужто такой талант погибнет в солдатчине? Разрешите ему хоть жить не в казарме, снять комнату…

ГЕНЕРАЛ-ГУБЕРНАТОР (насмешливо). А верно, что он обратил свой талант на супругу безработного интенданта? А вы, барон, этой интрижке потворствуете…

Врангель, поперхнувшись яйцом, прокашливается.

ГЕНЕРАЛ-ГУБЕРНАТОР (продолжая) . А? Как насчет вашей честности в этой области? Только не краснея, барон…

ВРАНГЕЛЬ (опустив глаза) . Густав Христианович, он ее любит… (Спохватившись.) Но там все возвышенно, слово дворянина!

ГЕНЕРАЛ-ГУБЕРНАТОР (насмешливо дунув во флейту). Гм… «Возвышенно»! Это еще хуже… (Задумчиво.) Я помню ее — прехорошенькая!.. Нет уж, отправлю-ка я ее от греха подальше…

ВРАНГЕЛЬ (в отчаянии) . Да у нее муж — пьяница!

ГЕНЕРАЛ-ГУБЕРНАТОР. Вот именно. Тем и легче ее совратить. Нет уж, милок, ежели хочет твой гений романы писать — ладно, пусть живет не в казарме и пишет. Но ломать семью офицера — ни-ни! Вы поняли, барон?

ВРАНГЕЛЬ (убито) . Вы убьете его вдохновение…

ГЕНЕРАЛ-ГУБЕРНАТОР. Ничего. Если в нем каторга сочинительский зуд не убила, понимаешь, то и тут… (Не договорив, генерал выводит на флейте новую музыкальную трель.)

Врангель и Мария идут по оранжерее.

МАРИЯ. Мы получили назначение в Кузнецк.

ВРАНГЕЛЬ. Я знаю.

МАРИЯ. Это триста верст отсюда, туда одна дорога стоит огромных денег.

ВРАНГЕЛЬ. Понимаю, дорогая. Я приготовил сто шесть рублей, как вы просили.

МАРИЯ. Премного благодарна. Мы отдадим, как только…

ВРАНГЕЛЬ. Перестаньте, Мария Дмитриевна! Я бы вам и больше дал, да боюсь, ваш отъезд вконец убьет Федора Михайловича. И кстати, за что вы к нему так суровы?

МАРИЯ (удивленно) . Я? Сурова? Помилуйте, мы с ним друзья…

ВРАНГЕЛЬ (пылко) . Вот! Вот именно! А он вас любит! Неужели вы не понимаете? Вас любит гений не ниже Толстого! Несправедливо сосланный гнить в этой дыре, униженный каторгой и солдатчиной, без возможности писать и публиковаться, он живет здесь только вами, вами одной — понимаете? Тут же все против него — фельдфебели, генералы! А если и вы бросите его, то все — мы потеряем великого писателя! Ну представьте себе, если бы от вас зависела жизнь Толстого или Пушкина? Вы понимаете, о чем я вам говорю? (Протягивает ей деньги.) Возьмите.

Мария смотрит ему в глаза, длинная пауза.

Слезы появляются на ее глазах, Мария поворачивается и быстро идет к выходу из оранжереи, почти бежит.

Врангель догоняет ее в двери оранжереи, заступает дорогу, пытается остановить.

ВРАНГЕЛЬ. Подождите! Что вы! Вы меня не так поняли!

МАРИЯ (плача, на ходу) . Я вам не шлюха! Пустите! Дайте дорогу!

Мария выбегает из оранжереи, бежит по аллее к воротам.

ВРАНГЕЛЬ (догоняя ее, в ужасе) . При чем тут! Боже мой! Мария, умоляю вас! Я вас не покупал, я говорил о нашем долге! Поверьте, это Провидение бросило сюда вас и меня! Да, Провидение — чтобы мы спасли Федора Михайловича! (Хватает ее за руки, останавливает.) Погодите! Посмотрите на себя! Разве вы не ангел небесный? А я?

Мария невольно улыбается.

ВРАНГЕЛЬ (дожимая, доигрывая) . Видите, я херувим! Херувим с бакенбардами! Но что я могу? Дать ему денег, переселить из казармы на частную квартиру. И все. А вдохновение, жажду снова писать, стать нашим новым Толстым или даже выше его — это вы, вы! Это ваша миссия на земле, за этим вас послали сюда оттуда, сверху! (Сует ей деньги в карман.) Пожалуйста, вдумайтесь — что наша жизнь без этой миссии спасти его?

Гремят барабаны.

Бахчеева, голого до пояса, с едва зажившими рубцами на спине и плечах, выводят из казармы на новую экзекуцию в оставшиеся полторы тысячи палочных ударов.

Посреди плаца снова стоят две шеренги солдат с вересковыми палками в руках. Среди них Достоевский.

Вокруг плаца — то же, как и при первой экзекуции, скопление зрителей, собаки, верблюды.

БАХЧЕЕВ (поручику Бурану) . Ваше благородие, смилуйтесь, не губите! На мне живого места нет!

Голос у Бахчеева без прежней слезливости, однако Буран не замечает этой перемены и в обычной своей манере принимается с напускным сочувствием играть с арестантом перед зрителями.

БУРАН. Друг ты мой! Не я же тебя наказую, закон!

БАХЧЕЕВ. Ваше благородие, все в руках ваших, помилосердствуйте!

БУРАН. А ты думаешь, мне не жалко тебя? (Дав рукой отбой барабанщикам, подходит к Бахчееву.) Думаешь, мне в удовольствие смотреть, как тебя будут бить по свежим ранам?