* * *
Нынче дворник Виктор так чисто мел,
Как уже нечасто у нас метут.
А. Сопровский.
Дождь со снегом обещает диктор.
Сторож Александр и дворник Виктор
Вышли погулять до магазина —
Для меня знакомая картина.
Погляжу им вслед без осужденья,
Улыбнусь, как после пробужденья, —
Отстоялась времени вода.
А они не оглянулись даже…
Снег растаял, под ногами — каша,
И уже не видно ни следа.
* * *
Синева апрельских первых дней,
И река берет начало в ней.
Ты взбежишь на холм отлогий —
Ноет грудь и ноют ноги
По дороге к ней.
И любовь, которая сильней
Наших слов и наших снов о ней,
Впереди кружит, как птица,
Чтобы нам не заблудиться
По дороге к ней.
Родина надгробий и теней,
Издали б печалиться о ней.
Но во рту крупинка соли —
Слезы жалости и боли
По дороге к ней…
Баллада о неизвестном поэте XVIII века
Раз на исходе лета
Стояла у крыльца
Дорожная карета,
А в ней красавица.
Она, храня молчанье,
Нахмурилась в ответ
На то, что на прощанье
Ей говорил поэт:
«Ты, кровь мою встревожа
И ум мой полоня,
Прости, моя надёжа, —
Ты едешь от меня.
Я вечно не забуду
Любви твоей ко мне,
А плакать я не буду —
Гори ты на огне!»
Он стук колес прощальный
Дослушал до конца,
И бросил взгляд печальный,
И в дом ушел с крыльца.
Вослед глядели хмуро
И жались у воды
Венеры и Амуры —
Век восемнадцатый.
Седой, на теле шрамы,
Он был убит в Крыму,
И перед смертью самой
Склонилося к нему
В лучах слепого света
Прекрасное лицо.
И он увидел лето,
Карету и крыльцо…
«Я столь великодушен,
Что даже не грущу,
И столь тебе послушен —
Тебя я отпущу.
Я вечно не забуду
Любви твоей ко мне,
А плакать я не буду —
Гори ты на огне!»
* * *
Море, голубое море, принеси волною мне
Раковину золотую, что лежит на самом дне.
Унесу ее с собою, под подушку положу,
Буду долгими ночами спать и слышать моря шум.
Море, голубое море, принеси волною мне
Голубых, зеленых, серых и оранжевых камней.
Соберу на нитку камни, на запястье завяжу.
Скажет милый: «Ты — жена мне». — «Может быть», — ему скажу.
Море, голубое море, принеси мне весть о том,
Где мой муж, он умер, что ли, или он забыл свой дом?
Как ему в краю немилом или там в пучине вод?
Я его три дня любила, а оплакиваю год.
Море, голубое море, мне к лицу лишь черный цвет,
А тебя не изменили столько зим и столько лет.
Каждый вечер на закате я на берег выхожу —
Море, голубое море, ничего я не прошу.
* * *
Дом построила. Дочь родила.
Сеяла траву и косила.
А закончила и спросила:
«Боже, как там мои дела?»
Разучилась с годами петь.
Заплетаю и расплетаю
Косу длинную. Села средь
Скошенной травы и гадаю:
Что мне делать, как жить да быть.
Знала я, но теперь забыла…
А умела ли я любить,
Знали те, кого я любила.
* * *
Среди тех, кого поминаю,
Чаще я тебя вспоминаю.
Как крестила меня рукой,
Собирала, и провожала,
И за поездом побежала
В зимний день, промозглый такой.
Как неловко на льду скользила
И о чем-то очень просила.
За оконной рамой глухой
Я родное лицо увижу.
— Повтори, я тебя не слышу.
Я тебя так давно не слышу.
Если можешь, махни рукой.
Екимов Борис Петрович родился в 1938 году. Постоянный автор журнала. Лауреат Государственной премии за 1998 год. Живет в Волгоградской области.
Приезд
Обычно, когда летней порой я приезжаю на хутор к своему товарищу на короткое ли, долгое гостевание, в первый день, с вечера, мы ставим сетчонку. Это — обряд. Конечно, и рыбкой надо побаловаться. А еще — для удовольствия. Это самое «удовольствие» объявилось несколько лет назад. Приехал я, припозднившись, уже в сумерках, товарищ мой был немного навеселе. Он тут же скомандовал: «Пошли сетку ставить». Мне было, признаться, не до рыбалки: с раннего утра весь долгий жаркий день провел я в дороге, мыкаясь по округе пыльными избитыми проселками. Хотелось обмыться и скорее — в постель. Жена моего приятеля, добрая Валентина, это поняла и стала мужа корить: «Куда ты тащишь? Человек устал… Сетки твои…» Товарищ мой произнес веское:
Читать дальше
