Марио Варгас Льоса - Сон кельта. Документальный роман

Роджер кивнул. Когда по черноватым кирпичам длинного коридора они шли к душевым, мистер Стейси спросил, удалось ли ему сомкнуть глаза хоть ненадолго, а Роджер ответил, что проспал несколько часов, смотритель сказал, что очень рад за него. Потом, покуда Роджер предвкушал, какое блаженство сейчас доставят наконец его телу струи холодной воды, смотритель сообщил ему, что у ворот тюрьмы с молитвами, с распятиями, с плакатами, призывающими отменить смертную казнь, всю ночь простояла довольно многочисленная толпа, в которой было немало священников разных конфессий. Роджер в очередной раз почувствовал себя так, словно он — это не он и какое-то постороннее существо вселилось в него. Он долго стоял под холодным душем. Тщательно намылился, взбил пену, растирая все тело обеими руками. Когда вернулся в камеру, там уже снова сидели патеры Кейси и Маккэрролл. Ему сообщили, что количество людей, молящихся и вздымающих плакаты у ворот Пентонвиллской тюрьмы, с вечера возросло многократно. Настоятель церкви Святой Троицы, посещаемой местными ирландцами, привел с собой едва ли не всю свою паству. Однако немало было и тех, кто ликовал по поводу предстоящей казни „изменника“. Роджер остался равнодушен к этим известиям. Капелланы вышли, чтобы он мог переодеться без помехи. Его удивило, как сильно он исхудал за это время — не только пиджак и брюки болтались на нем, но даже ноги свободно ходили в башмаках.

Роджер — капелланы шли по бокам, смотритель в сопровождении вооруженного охранника позади — направился в тюремную часовню. Он не бывал здесь раньше. Часовня, маленькая и темная, под овальным куполом, оказалась неожиданно уютной и умиротворяющей. Патер Кейси отслужил мессу, патер Маккэрролл был за причетника. Роджер следил за литургией с волнением, хоть и не знал, от чего оно — от обстоятельств или от того, что причащается в первый и последний раз в жизни. „Это разом — и конфирмация, и соборование“, — подумалось ему. Причастившись, он хотел было что-то сказать священникам, но не нашел слов и продолжал молиться молча.

В камере он обнаружил завтрак, но есть ничего не стал. Спросил, который час, и ему впервые ответили: 8:40 утра. „Мне осталось двадцать минут“, — подумал он. Появились начальник тюрьмы, смотритель и еще четверо в гражданской одежде — врач, который должен будет констатировать смерть, представитель властей и палач со своим помощником. Мистер Эллис, приземистый и крепкий, был, как и все прочие, в черном, но рукава пиджака закатал, чтобы удобней было работать. Моток свернутой кольцом веревки висел у него на руке. Хрипловато и очень вежливо он попросил Роджера взять руки за спину — их надо будет связать. Вопрос, который он задал, окручивая и стягивая кисти приговоренному веревкой, показался тому верхом нелепости:

— Не больно? — И Роджер лишь молча покачал головой.

Капелланы начали вслух читать литании. И продолжали молиться, покуда по обе стороны от Роджера сопровождали его по обширной и незнакомой ему части тюрьмы — лестницы, коридоры, маленький двор. Нигде не было ни души. Роджер машинально отмечал, где они проходят. Он читал молитву, отвечал на вопросы литании и был рад, что идет твердым шагом, что не проронил ни слезинки и удержался от рыдания. Время от времени он закрывал глаза и взывал к Божьему милосердию, но видел перед собой в эти минуты лицо Энн Джефсон.

Наконец они вышли на залитый солнцем двор. Их ожидал взвод вооруженных охранников, выстроенных вокруг прямоугольного дощатого помоста, куда вела короткая — в восемь или десять ступеней — лестница. Начальник тюрьмы прочел несколько фраз — приговор, без сомнения, — на которые Роджер не обратил внимания. На вопрос, не желает ли он сказать что-либо, качнул головой, но потом все же пробормотал сквозь зубы:

— Ирландия.

Повернулся к капелланам и поочередно обнял их. Патер Кейси благословил его.

Вслед за тем приблизился мистер Эллис и попросил нагнуться, чтобы завязать ему глаза, — Роджер был слишком высок. Тот послушно наклонился и, покуда плотная ткань погружала его во тьму, думал, что, связывая ему руки, пальцы палача двигались куда более споро и уверенно. Взяв приговоренного под локоть, Эллис по ступеням — медленно, чтобы тот не споткнулся, — возвел его на эшафот. До Роджера доносились какие-то шевеления, голоса молящихся капелланов и, наконец, вновь — шепот палача, попросившего наклонить голову и чуть пригнуться. Он повиновался и почувствовал, что шею его охватила петля. И еще успел в последний раз уловить приглушенное: