Татьяна Соломатина - Естественное убийство. Невиновные

– О-у-у-у-м! Роды – это мощнейший энергетический процесс, о-у-у-ум! Сёстры, активизируйте чакры и усиливайте свечение ауры! Как только аура сильно посинеет, вплоть до фиолетового оттенка, знайте – это открывается духовный родовой канал! Любые неоправданные вмешательства врачей и чуждое вам место – родзал – растрачивают вашу драгоценную энергию, необходимую вашему ребёнку, о-у-у-м! Энергоструктура «мать и дитя» разрушается от любого воздействия извне, и только у нас вы обретёте прямую связь с Вселенской Матерью. «Благорожана» – универсальная концентрированная иньская энергия – поможет вам. Она и только она!.. Тьфу! – Алёна Дмитриевна снова шлёпнулась на пол, взяла с журнального столика стакан и прикурила новую сигарету.

– О! Откуда ты знаешь? Примерно то же нам всем несла тётка, которую вывела к собравшимся та, с пятном на лбу, – Сеня аж подпрыгнул на месте.

– Я же всё-таки акушер-гинеколог, – усмехнулась Соловецкая. – И с благорожановскими клиентками дело имела, к сожалению. Я вам сразу историю свою расскажу, чтобы не повторяться, потому что ни один из вас её не знает. Всеволод Алексеевич со мной ещё очень мало знаком, нам как-то не до задушевных разговоров было. А ты, Сеня, знаешь только то, что предпочитаешь знать. Ты же тогда решил, что у Алёны крыша поехала – и она какого-то хрена из столицы за сильно сто первый отправилась. И ты, знаешь, где-то прав. Крыша тогда сильно поехала. И надоело! Надоело всё! Что дочь растёт по продлёнкам, дежуркам, кабинетам, коридорам и подругам. Что старею от дежурства к дежурству… Но как-то ещё справлялась. Это ж романтика какая! Распрекрасная мать-одиночка семимильными шагами хирургическую карьеру делает! «Москва слезам не верит», да и только! В тридцать семь – она уже заместитель главврача по акушерству и гинекологии крупной ГКБ [10]на одном из широких московских проспектов! Больница с отдельно стоящим родильным домом – считай, главный врач, а не просто начмед. Мечта! Эдакая доктор Кади, умереть – не встать! То да сё, да пятое-десятое – нормально. Решаемо. А тут как полоса сплошная какая-то – кровотечение за кровотечением. Кровотечение за кровотечением. Перинаталка [11]на перинаталке. И тут привозят… Из женщины кровь льётся, как если бы открыли кран с водой – с нормальным таким напором. Зрелище не для слабонервных. А я как раз собиралась в отпуск. С дочерью куда-то слетать. Не помню уже… Ну а тут поступает эта, после домашних родов. Эритроцитарной массы в больнице недостаточно. Про цельную кровь промолчу. Пока мечешься по станциям переливания, городу, области, по чёрт знает каким сусекам – льёшь всё, что есть жидкого в стерильных флаконах. И кто там уже считает эти соотношения коллоидов, кристаллоидов и эрмассы в такой обстановке? Лишь бы давление удержать! А оно падает до сорока, и вот… – Алёна Дмитриевна замолчала.

– И вот остановка, – продолжил Всеволод Алексеевич очень серьёзно и очень тихо, с щемящей нежностью глядя на эту красивую женщину, внезапно ставшую очень взрослой. Не дитя и не злобная баба, а горьким опытом умудрённая сорокалетняя женщина предстала сейчас перед ним.

– Да. Остановка, понимаешь? ОСТАНОВКА! Не где-нибудь, а в акушерско-гинекологическом стационаре. Вы-то, Всеволод Алексеевич, знаете разницу между ответственностью врача за смерть хирургическую и смерть материнскую. Потому в последнем случае хоть зомби на выходе – но оживляй! Разумеется, массаж, искусственная вентиляция лёгких, дефибрилляция. Завели! Ура! Подвезли ещё плазмы, подоспели доноры, влили кровь, давление держится, но симпатомиметики [12]вводятся с большой скоростью. Мочи всё меньше… И, наконец, анурия. Родильница в коме. В глубокой коме.

– Пиздец! – вымолвил притихший Сеня.

– Ага, Семён Петрович, это он. Когда натрий в крови сто шестьдесят миллимоль на литр, ну и креатинин, мочевина, калий – соответственно, всё равно ты ничего не помнишь, ты ж бизнесмен, – это, Сеня, он! Что делаем? Срочно свистать наверх искусственную почку. Умоляю провести гемодиализ, мотивируя тем, что за материнскую смерть не только моя голова полетит, но и главврача, и так далее. На коленях буквально ползаю, минет «пурпурная дымка» по пятницам в течение десяти лет клятвенно обещаю. Но на «остром» диализе – у нас в больнице аппарат давно поломан. А «хронический» – своими страдальцами забит. И заведующий отделением гемодиализа не готов их под свою ответственность прямиком в морг перевести даже ради несравненной госпожи Соловецкой. И тут вступают трубы… Слышите?