Александр Казарновский - Четыре крыла Земли

В этот момент огненный цветочек в ее руке расцвел, и сталактиты, до того скрывавшиеся во тьме, свесились с потолка лапами неведомых чудовищ, потянулись к Викиной голове с хвостиком на затылке. Она двинулась вперед со свечой в руке, и стены поплыли вокруг нее, тени устроили хоровод на потолке пещеры, из которого, словно из пальцев героя ужастиков девяностых годов Фредди Крюгера, высунулись лезвия когтей. Вика стояла под ними, маленькая, курносая и беззащитная. У Эвана, который был минимум на две головы выше ее, возникло подсознательное желание защитить ее, сгрести в охапку и по этой деревянной приставной лестнице, у которой половина перекладин обломана, унести наверх, туда, где глаза обжигало самарийское солнце.

А Вика время от времени бросала снизу вверх взгляд на худое губастое лицо Эвана с темными полукружиями скул, вычерченными желтой графикой огарка. С удовлетворением отмечала она и то, что он опять надел лично ею связанную, кстати, довольно неровно, оранжевую кипу – цвет, разумеется, выбирал сам заказчик – с ярко-синей буквой V, которая должна была означать первую букву Викиного имени, но выглядела, как вера в победу. Впрочем, Виктория она и есть «виктория».

– В Америке такие пещеры есть? – спросила Вика.

– А как же! – воскликнул Эван. – Возле Лесингтона – целая анфилада. Представляешь, сталактитовый дракон! А следом – сталактитовые водопады. Самый большой, конечно же, называется...

– «Ниагара», – закончила Вика и рассмеялась.

– Точно, – подхватил Эван. – А за ним начинается так называемая «Галерея дьявола».

– Почему «так называемая»?

– Потому что никакого дьявола я там не видел. Стоит посреди зала какой-то сталагмит. Действительно, если постараться, можно увидеть в нем женскую фигуру.

– Ну вот, а говоришь, ничего дьявольского нет!

– А дальше, – продолжал Эван, – через узкий коридор попадаешь в пещеру, которая называется «Храм Соломона». Правда, с настоящим храмом Шломо нет ничего общего, но красиво, ничего не скажешь. Сталактиты там почти прозрачные и достают до самой земли. А что же там дальше? – запамятовал он. – А, ну конечно же – «Дубильня».

– Чего-чего? – изумилась Вика.

– Дубильня. Кожевенный завод. Ну, где шкуры разделывают. Представляешь, с потолка свисают самые настоящие шкуры, только сталактитовые. А затем идет «Барабанная комната».

– Почему «Барабанная»?

– Потому что там есть один сталактит такой, если по нему врезать, будет звук, как у барабана.

– А он при этом не разобьется? – озабоченно спросила Вика.

– Ну, это смотря как врезать. Пока не разбили.

– А в каком штате этот Лесингтон?

– Как «в каком»? У нас, в Вирджинии.

– Здесь, в Израиле, тоже есть пещера с большими сталактитами. «Сорек» называется. Только я в ней ни разу не была. Кстати, ты сам себя слышишь? – в голосе девушки зазвучал легкий сарказм. – «У нас, в Вирджинии...»

Как бы темнота пещеры это ни скрывала, Вика точно знала, что смуглый Эван сейчас краснеет изо всех сил. Так ему и надо!

– Любишь ты свою Америку! – усмехнувшись, заключила она.

– Люблю, – печально согласился Эван.

Вика расхохоталась.

– А как же Земля Обетованная?..

– Ты знаешь, – задумчиво сказал он, – может быть, я ошибаюсь, но мне кажется, что любовь к той стране, где ты родился, не мешает любви к Израилю.

– Неужели?

– Б-г сказал Аврааму: «Да благословятся в тебе все народы мира!» Так же, наверно, и в Земле Израиля благословляются все страны мира.

– Ничего подобного. Это разные вещи. Насчет народов сказано совершенно точно. Здесь ты, действительно, встретишь евреев отовсюду и всех цветов, если, конечно, считать их евреями. А если бы в Земле Израиля, как ты говоришь, благословлялись все страны, здесь было бы по кусочку от природы со всего света. Ну и где же все это? Где мои любимые степи?

– Дело не во внешней схожести. Моих любимых лесов с гигантскими дубами, как в окрестностях Бостона, здесь тоже нет. Я ведь в Вирджинии бывал так, наездами, а жил, в основном, в Бостоне. А что до любви к другим странам... Понимаешь, Эрец Исраэль – это сердце мира. Может быть, я ошибаюсь, но по-моему, любовь к сердцу не мешает любить все тело.

– Ой, как красиво сказано! Шестнадцатого обязательно скажи это моим родителям. Они ничего не поймут, но проникнутся.

Своды пещеры, казалось, еще ниже нагнулись, чтобы не пропустить ни одного из слов девушки. Пламя тянулось к сталактитам, как губы козленка к материнскому вымени.

– Шестнадцатого все решится, – продолжала Вика, бродя по пещере с огарком и обдирая взгляд о гирлянды обломанных сталактиты, немного напоминающие крылья летучих мышей. – Год, представляешь, целый год они звонили сюда и давили на меня, чтобы я перебиралась к ним, «вернулась», как они говорят, а вот теперь я умолила их самих приехать. Правда, на один день! Потому что через два дня и папе и маме на работу – их и так еле-еле отпустили. Ну ничего, они тебя увидят, поймут, что я в хороших руках, и перестанут рыдать по телефону. А то «Мы без тебя не можем!» да «Чего тебе там делать?» Я ведь без них тоже не могу! Вот пусть сами обратно в Израиль и переезжают! Если встреча пройдет нормально, ты им понравишься, и они перестанут меня тянуть, то вполне вероятно, они и вернутся сюда.